Название: Перерождение
Автор: Yueda, бета: Loreanna_dark
Жанры: Слэш (яой), Драма, Фэнтези, Психология, POV, Мифические существа
Предупреждения: Насилие, изнасилование, групповой секс
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, закончен
Саммари: Его крылья — два шрама на спине. Сила — лишь память. А имя — стёрто. Но он всё ещё жив. И он продолжает идти. Но куда?
Эта история об ангеле, который, как и его собратья, ослеп от Света, погряз в покое и сытости. Но Тьма вырывает его из привычного мира, лишает всего. И теперь он, бескрылый, бессильный, но жаждущий жизни, идёт на ощупь, постепенно открывая глаза, заново учится смотреть, видеть, задавать вопросы, думать и принимать решения.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой
Шенгкунксин — сердце мира, оплот жизни, огромный город, раскинувшийся на весь остров. Коробки домов, одновременно уходящие этажами глубоко под землю и вздымающиеся к небу, стоят так тесно друг к другу, что на узких улицах почти не бывает солнечного света и всегда горят яркие разноцветные фонари. Несмотря на однотипность домов, в городе нельзя найти ни одного похожего между собой окна. Демоны пытаются урвать лишний локоть пространства и надстраивают свои квартиры, обвешивают окна так, что развернуть крылья между домами просто невозможно. По этой причине на углу каждого дома есть скоростной подъёмник, который подбрасывает демона выше крыш, туда, где уже можно свободно раскрыть крылья и полететь. Да, демоны используют свои крылья постоянно для перелётов на небольшие расстояния в пределах острова и близлежащих островов.
Это всё так не похоже на то, к чему я привык, что не могу оторвать взгляд, рассматриваю каждый дом, каждое окно, каждое лицо проходящего мимо. Разглядываю и вспоминаю одноэтажные просторные дома, огромные усадьбы, широкие проспекты и чинные фигуры ангелов с неприступными лицами. Вспоминаю, и они кажутся такими далёкими, такими чужими, нереальными, будто бы целую жизнь не видел их, хотя пролетал над просторами Верхнего лишь вчера.
читать дальшеПодумать только — вчера!
Но между «вчера» и «сегодня» лежит пропасть длиною в вечность. Несколько часов, проведённые на границе, с духами ушедших, навсегда отрезали для меня это «вчера». И туда не вернуться, я уже просто не влезаю в тот картонный мирок. Теперь мой дом здесь — новый, странный, непривычный, непонятный, в чём-то пугающий, но мой. Я это чувствую. Я ощущаю это кожей, нервами, душой, всем своим существом. И хочется знать о нём больше, узнавать, постигать, хочется знакомиться с этими демонами. Ведь Джилонг, что идёт впереди, знает по имени каждого. Каждого!
Когда он сегодня утром предложил устроить экскурсию по городу, я не знал, чего ждать от него. Я привык видеть, как сановники с кортежем помпезно пролетают по улицам, но Джилонг не из таких. И я не ошибся. Джилонг плевал на статусы и за пределами дворца. Надев по случаю выхода расшитый драконами шёлковый халат и выдав мне чистую одежду и мягкие туфли, он повёл меня в город пешком. И все встречные демоны приветствовали его без подобострастия, но с уважением. Такое уважение нельзя построить на страхе и подчинении, только на искренней заботе о мире и его обитателях. Иначе все эти демоны и демоницы, старики и дети не улыбались бы Джилонгу и не провожали бы его взглядом.
А они улыбаются и провожают.
И смотрят с интересом на меня. А я разглядываю их. Они так не похожи на ангелов: невысокие, поджарые, темноволосые и темноглазые, яркие и слишком откровенные, раскованные. Даже старики не стесняются оголять себя. И их много, безумно много.
Но внезапно я понимаю, что, несмотря на то, что этот город огромен и сплошь застроен домами-ульями, это же единственное место, где демоны могут жить. Сколько же их здесь на самом деле, и как они помещаются на одном острове?
— Сколько? — переспрашивает Джилонг после моего вопроса. — Чуть меньше полутора миллиардов. Поэтому мы и строим дома ввысь и вглубь и насыпаем острова, чтобы уместиться всем. Демоны не ангелы, им нельзя с помощью идеологии запретить заниматься сексом. Они любят это делать и делают это много и часто. И только большие налоги и штрафы могут заставить их задуматься и начать предохраняться. Поэтому-то среди демонов так распространён однополый секс. Ну а для тех, кто не сумел вовремя остановиться, тоже есть выход. Или аборт, или «замена» — государственная процедура, когда кто-нибудь из старших в семье добровольно принимает смерть, уступая своё место новорождённому, или же новоиспечённые родители улетают на материк осваивать дикие земли. За это даже приплачивают. Только вот риск для жизни там очень велик.
Джилонг говорит, а я слушаю, осмысливаю, вникаю.
Полтора миллиарда... Ангелов примерно в два с половиной раза больше, но они живут на гигантском материке, свободно, вольготно, ни в чём не нуждаясь, и слепо верят в то, что дети появляются по велению Господа и занятие сексом без Божьего благословения — грех. И я тоже верил, реально верил в эту чушь.
Демоны не верят никаким бредням, демоны знают, что и откуда появляется. А ещё им нравится секс. И контролировать их можно только через налоги и штрафы, а ещё через угрозы отправить на материк. На громадный материк с дикими землями, опасными землями, мёртвыми землями. На материк, на котором невозможно жить, как невозможно жить на острове Смерти. Единственное место, пригодное для жизни в Нижнем мире, — вот этот маленький клочок земли. И демоны строят свои дома вверх, зарывают их глубоко под землю, только чтобы уместиться. Поэтому и нет здесь других городов, а есть лишь один нереальных размеров город, густо утыканный домами. Но ведь всем им нужно ещё что-то есть, пить, во что-то одеваться. Кроме крыши над головой, есть ещё масса потребностей, которые нужно удовлетворять.
— А где располагаются поля, пастбища, мануфактуры и мастерские? — спрашиваю я. — Ведь не может же это всё поместиться на одном острове.
— Люди, — отвечает Джилонг. — Мы торгуем с ними. Только скупаем у них не души, как считают ангелы, а пищу, одежду и многое другое. Для этого не требуется постоянно присутствовать на Земле, нужны лишь надёжные посредники-люди, которые не догадываются, на кого они работают. Система отлажена и проверена столетиями, так что сбоев не даёт.
Значит, столетиями. Столетиями демоны гоняют корабли из Нижнего мира в Средний и обратно. И ангелы ни сном ни духом об этом. А Бог? Он знает? Наверняка знает. Не может не знать. Но тогда почему не остановит, не воспрепятствует? Или же он боится, что если обрубит этот канал, то демоны, хоть и малочисленные, но сильные, вторгнутся в Верхний и захватят его? А ведь сейчас армия светлых не та, что в былые времена. Бог, боясь переворотов, сам, своими руками, создал слабых послушных марионеток, которые могут гонять демонов-одиночек, но на отпор массового штурма вряд ли способны. Но почему же сами демоны не пытаются захватить Верхний? Почему не пытаются покинуть эти враждебные земли?
— Потому что худой мир лучше доброй войны, — отвечает Джилонг после того, как я спрашиваю. — Потому что война сломает всё, что строилось так долго и кропотливо. А ещё потому, что демоны любят этот неприветливый мир. Он своенравен, коварен, жесток, мстителен, он был создан вопреки, назло, но он прекрасен. Я знаю, это сложно понять, но ты поймёшь. Со временем ты всё поймёшь.
Он оборачивается ко мне и спрашивает:
— Хочешь взглянуть на остров с высоты?
Я киваю.
Тогда Джилонг берёт меня за руку и, шагнув в ближайший подъёмник, прижимает к себе. Как только створки захлопываются, неведомая сила отрывает нас от земли, протаскивает по прозрачному желобу вверх и подбрасывает в воздух над домами. Слышу, как за спиной у Джилонга распускаются крылья, ловлю лицом ветер и смотрю на него — на остров.
Практически в самом его центре возвышается над всем гора. Её покатые склоны густо усеяны деревьями, а вершину венчает дворец Джилонга, который — я теперь знаю — пустует только сейчас и очень скоро вновь наполнится учениками, превращаясь в Школу. А от подножья горы и до далёких берегов тянутся каменные джунгли города, редко разбиваемые маленькими островками зелени. Возле берега виднеются гигантские корабли и техника, с помощью которой демоны насыпают землю, расширяют остров. И над домами во всех направлениях летают демоны, распластывая по воздуху свои чёрные крылья.
Крылья... Джилонг говорил, что после того, как ему отрубили белые крылья, он смог отрастить себе чёрные. Но как он это сделал? И как сделать это мне? Спросить прямо я почему-то не осмеливаюсь. Догадываюсь, что этот вопрос из тех, до ответов к которым нужно дойти самому. Но как дойти, если даже примерно не знаешь куда?
Джилонг не говорит про это ничего, не торопит меня, он уверен, что я всё смогу. Он просто рассказывает про Нижний мир, показывает, открывает его для меня. Быть может, в своё время и его точно так же знакомили с миром? Быть может, секрет кроется в том, чтобы полюбить этот чужой, но притягательный мир? Полюбить, и тогда он подарит чёрные крылья?
Мы летим над крышами. На одних стоят припаркованные одноместные и двухместные корабли, на других видны детские площадки или столики ресторанов, третьи полностью засажены зеленью. Это так необычно, странно и интересно, что хочется всё разглядывать, хочется спуститься и потрогать всё руками.
Джилонг каким-то образом угадывает моё желание и начинает снижаться. И вскоре мы оказываемся на посадочной площадке перед красно-золотым шатром открытого ресторана. Демоны сидят за столиками, кто-то просто ест, кто-то занимается делами, общается. На площадку, на которую мы опустились, идёт тощий, жилистый старик. Джилонг почему-то закатывает глаза и дёргается так, как будто хочет улететь, но останавливается. Старик замечает Джилонга, и на хмуром морщинистом лице появляется остервенелая улыбка.
— Здравствуй, Владыка Нижнего мира! — скрипит он, подходя ближе и кланяясь. — Тысячу лет жизни тебе и твоим детям.
— Здравствуйте, мастер Ксиншу, — в ответ кланяется Джилонг. — К чему этот официоз?
— Сегодня исполняется ровно год с того дня, как ты в последний и уже не помню в который раз отклонил моё прошение о добровольном умерщвлении.
— Уже сегодня?
— Да. И я намереваюсь в очередной раз подать его. Бумаги у меня с собой, — пиля Джилонга взглядом, говорит старый демон. — Могу отдать лично.
— Лично не стоит, ведь нужно соблюдать порядок. Контора сегодня работает с трёх до пяти.
Демон Ксиншу скрипит зубами, а я не понимаю, о чём идёт речь, поэтому внимательно слушаю и помалкиваю.
— Я всё равно добьюсь своего, Джилонг, — шипит старик. — Ты не можешь вечно отказывать мне. Я слишком долго живу на этом свете, я уважаемый демон города, я соберу совет, миллиард подписей... Я буду вредить и надоедать тебе, Джилонг, пока ты не дашь добро!
— Мастер Ксиншу, вашу бы энергию, да в другое русло.
— Что?!
— Давайте поговорим начистоту, мастер. Я не могу вас отпустить сейчас и не отпущу до тех пор, пока вы не оставите после себя достойного ученика, как подобает любому уважающему себя демону.
— Да я воспитал миллиарды этих балбесов!
— Но никто из них не смог не то что превзойти вас в мастерстве, но даже уподобиться вам.
— Потому что балбесы.
— Просеивая песок, можно найти золото. Разве не вы меня этому учили, мастер?
Они говорят дальше, что-то о Юанмэе, который в последнее время увлёкся растениеводством, а меня внезапно прошибает мысль.
Ученик! Джилонгу нужен ученик. Дело не в политике, не в поддержке фронтов, не в неведомой силе, которая спит, — хотя и это тоже, — а в том, что каждый демон должен оставить после себя ученика. Ученика, способного превзойти своего учителя. Вот оно!
Поэтому Джилонг и искал подходящего ангела. Поэтому-то и возился со мной столько времени, рушил оковы тела и разума, вынуждал пройти тот путь, которым когда-то прошёл сам. Всё это не для того, чтобы я стал подобием его, копией, двойником, тенью. Нет. А для того чтобы я стал тем, кто превзойдёт его.
Превзойдёт...
Это вообще возможно? Стать сильнее, мудрее, могущественнее его. Держать на плаву весь этот мир, все эти жизни, знать каждого по имени. Возможно?
Понимание, что на мне теперь лежит непомерная ответственность, наваливается так внезапно, что я даже сгибаюсь под этой тяжестью.
Мастер Ксиншу прощается и улетает прочь, а Джилонг говорит, глядя ему вслед:
— Ужасный характер, но руки золотые. Он единственный, кто даже в мёртвых землях может вырастить хрупкую орхидею. А вот воспитать себе преемника у него никак не получается.
Нервно сглатываю. Джилонг смотрит на меня и всё понимает.
— Не забивай голову, — говорит он. — Просто не забивай голову и не напрягайся.
Легко сказать, не забивай. И как, интересно, не напрягаться, если я не знаю даже, как сделать первый шаг, как отрастить крылья, чтобы стать демоном!
Мысли прерывает мелодичное пиликанье, и Джилонг извлекает из-за пояса плоский металлический цилиндр размером с ладонь — приёмник. В Верхнем мире такого нет. Для быстрой связи ангелы пользуются Божьими струнами, которые протянуты ко всем более-менее значимым объектам и к домам высших сановников. Здесь же такое устройство может иметь каждый.
Джилонг подносит приёмник к уху и несколько секунд молча слушает, а затем расплывается в улыбке.
— Хорошо, мы скоро будем, — говорит он и прячет приёмник. — Со мной только что связалась наша замечательная троица, у них для тебя сюрприз.
— Какой? — удивляюсь я.
— Если скажу, это уже не будет сюрпризом. Он ждёт тебя во дворце. Но прежде чем вернёмся туда, давай перекусим.
Джилонг протягивает руку, я берусь за неё. Мне безумно любопытно узнать, что там за сюрприз, но с Джилонгом я не спорю. И с желудком тоже.
За едой мы просидели полтора часа, не меньше. Джилонг неторопливо наслаждался блюдами и издевался над моей нетерпеливостью. Я думал, что он решит идти до дворца пешком, чтобы ещё больше потянуть время, но обошлось.
Сейчас мы стоим в кабинете, в котором никого, кроме нас, нет, и я оглядываюсь в поисках чего-нибудь необычного, какого-нибудь сюрприза. Но со вчерашней ночи здесь ничего не поменялось: всё тот же массивный стол, кожаное кресло, диван, стеллажи с книгами и свитками, в углу — вращающаяся модель Тверди Нижнего мира, на стенах — карты. Всё как и вчера, разве что на столе появилась небольшая стопка тонких пластин из какого-то плотного материала. Джилонг как раз их и разбирает.
Глядя на последнюю пластину, он задумчиво говорит:
— Интересно, и как же мои замы справлялись, когда я в Среднем мире был? У кого они всё это спрашивали? На кого ответственность вешали? Кому дела передавали? С моим появлением расслабились вконец. Ладно, этим позже займусь.
Джилонг кидает табличку на стол и оборачивается ко мне, улыбается.
— Заждался уже? Сейчас покажу тебе твой сюрприз.
Он берёт со стола тёмную сферу, которую я посчитал за выключенный светильник, проводит ладонью, не касаясь поверхности, и сфера повисает в воздухе на уровне глаз.
— Для лучшего обзора, пожалуй, развернём.
С этими словами Джилонг раскручивает сферу. Чернота начинает искриться, а затем расплёскивается, образовывая собой подобие экрана.
И на этом экране я вижу комнату, в которой провёл многие дни и ночи. Вижу троицу демонов: Юанмэя, Ренши, Заншиана. А ещё вижу Хилаэля. Напуганного, истерящего, обнажённого. Дрожащие капельки слёз в расширенных от ужаса и боли глазах, покрасневшие от поцелуев и укусов губы, изгиб тонкой, в отметинах засосов шеи, бессильно заломленные руки, судорожно вздрагивающая грудь, напряжённый втянутый живот, бесстыдно разведённые ноги и вторгающийся в анус член.
Смотрю на раскрывшуюся картину и не могу оторвать взгляда. Меня завораживает это зрелище, гипнотизирует, возбуждает. Да, возбуждает! Чувствую, как по телу разливается волна. Тёплая, приятная, сладкая.
Джилонг касается шеи, и я наклоняю голову, подставляясь для поцелуев.
— Тебе нравится...
Тихий шёпот Джилонга, его нежные поцелуи и это зрелище. Это откровенное, восхитительное своей развратностью зрелище. Моего друга трахают, имеют, а я наслаждаюсь этим. И жалею только об одном — что мы не там, не с ними.
Трусь ягодицами о бедро Джилонга, и тот одним плавным движением стягивает с меня штаны. Прижимаюсь, ощущая голой кожей гладкую ткань, а под ней — набухающую твёрдость. Вжимаюсь, трусь ещё сильнее. Хочу...
Джилонг задирает мою рубаху, касается пальцами затвердевших сосков, щекочет языком плечи. Каждое прикосновение обжигает. Огонь проникает под кожу, смешивается с кровью, бежит по венам. Уже не могу сдерживать себя, стону, опираюсь о стол, наклоняюсь, и Джилонг наконец входит в меня. Мой нежный демон, Владыка, Учитель!
Насаживаюсь на него, двигаюсь сам и упиваюсь ощущениями. И уже не смотрю на экран. Я полностью здесь, полностью принадлежу Джилонгу. Весь. Без остатка...
Створки беззвучно смыкаются за спиной. Оглядываю комнату.
Мне знакома здесь каждая складка на шторах, каждый завиток на гобелене, каждая мозаика на полу. Я столько времени просидел здесь! И тем не менее эта комната кажется иной. Быть может, потому, что не я теперь здесь пленник, а он?
Он... Ренши сказал, что его отловили на границе с Нижним миром. Ангелы учинили переполох и рыскали в поисках беглеца, то есть меня, а Хилаэль рвался в первые ряды и залетел слишком далеко.
Вот его за такое рвение и взяли.
Усмехаюсь двусмысленности фразы и подхожу к кровати.
Хил со связанными руками без сознания лежит на измятых простынях. Расслабленный, измученный, красивый. И грязный. Нет, его обтёрли салфетками, но он всё равно грязный. К тому же ноги его широко разведены и видно, как подтекает сперма. Это так заводит, что еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на спящего приятеля.
Залезаю на кровать, склоняюсь над Хилом, дотрагиваюсь пальцами до губ.
В этот рот только что вставляли член, трахали, кончали в него. Всего час назад эти губы были невинны, а теперь...
Касаюсь их языком, облизываю, проникаю внутрь.
Меня охватывает какое-то неописуемо упоительное чувство. Не могу его понять, но оно мне нравится, нравится делать то, что делаю.
Отрываюсь от губ Хила, веду влажную дорожку по щеке к шее, вдыхаю смесь запахов кожи, волос, пота и спермы, вдыхаю запах секса. Тихо урчу и начинаю целовать шею, оставляя уже свои засосы.
Хил ворочается, мычит и через несколько секунд открывает глаза. Я выпрямляюсь и смотрю на него, растерянного, непонимающего, что происходит. Пара секунд — и воспоминания оживают в его памяти, а глаза наполняются ужасом, болью и отчаянной надеждой.
— Меирэль... — шепчет он. — Ты жив.
— Рад тебя видеть. Слышал, ты искал меня, — улыбаюсь и замечаю на груди белую каплю. — О, ты здесь немного грязный, я протру.
Выхватываю салфетку и начинаю обтирать его грудь. Нежно, плавно, больше ласкаю, чем протираю.
— Что ты делаешь... здесь? — переглатывает Хил, следя за моими руками.
— Вытираю тебя. Разве не видишь?
Придаю голосу лживую мягкость, пытаясь скрыть хищные интонации. Мне нравится видеть Хила таким беспомощным, таким бессильным.
— Ты тоже у них в плену? Развяжи меня, пожалуйста, — просит он, а голос начинает дрожать.
— Нет, — качаю головой, спускаясь рукой ниже, к животу. — Так ты мне больше нравишься.
— Меирэль...
— Забудь это дурацкое имя, Хил. Меня теперь зовут Мэйкюи.
Отбрасываю бесполезную салфетку и просто беру его член в руку. Хил зажимается, пытается вывернуться, но я не пускаю, наваливаюсь сверху, не слушая криков и просьб отпустить, целую его грудь, а пальцами поглаживаю член, играюсь с ним, чувствую, как он дрожит, наливается похотью. Свободной рукой скольжу ниже, нахожу вожделенную дырочку, надавливаю, проникаю внутрь пальцем. Там мокро от спермы, и палец скользит хорошо, так что сразу просовываю второй. Хил скулит, трепыхается, а я ласкаю его там. Демоны отлично растянули его, и мне остаётся лишь немного поработать пальцами, чтобы войти уже наконец.
Я хочу. Я жажду этого.
Резким движением сдёргиваю штаны, задираю разведённые ноги Хила и вхожу в него. В такого беспомощного, испуганного, молящего и молящегося.
И кажется, мерещится, что это не Хил, а я сам лежу сейчас под собой, закусываю губы, взываю о помощи. И хочется спасти, вытащить себя из той дрянной темницы, в которую меня посадили с рождения. Хочется снять оковы запретов, что врезались в мою плоть, в мой разум, в мою душу. Но знаю: бесполезно говорить словами. Я — тот, прежний я — не услышу, не восприму, не пойму. Слова бессильны. Они — пустота, невнятное сотрясение воздуха для глухого. Поэтому я начинаю говорить телом. Каждым толчком, каждым движением, каждым прикосновением я говорю.
Я рассказываю о дикой свободе, о пронзительности полёта без крыльев, об удовольствии, о нежности и страсти. Говорю не Хилу — себе. Себе! Я рушу свой собственный последний бастион. Темницу. Тюрьму. Врезаюсь всем существом в стены собственного мира, и они дрожат под напором, они трескаются, осыпаются, обращаясь в песок, в пыль, в ничто.
И из-под ещё не растаявших обломков начинает просачиваться Тьма.
Тёплая, мягкая, она заполняет меня собой, бежит по венам, струится. Моя собственная Тьма.
И только сейчас ощущаю, осознаю жгучую боль в спине. Боль, знакомую с детства и запомнившуюся на всю жизнь. Боль, которую ангелы терпят лишь один раз, а вот мне выпало два.
Боль от прорезавшихся крыльев.
Стою на открытой террасе и смотрю на город. Негаснущие фонари становятся ярче, вспыхивают огнями окна, загораются паутины гирлянд. Слуха достигают звуки музыки и отдалённые крики. С крыш и подъёмников взлетают в небо тысячи демонов, и от их крыльев становится ещё темнее.
Это мой город.
Когда сотни лет назад я пришёл в этот мир, здесь всё было по-другому: не было этих высоток, не было иллюминации огней. Но наши и людские технологии шагнули далеко вперёд, мир изменился. Не вдруг, а постепенно. Он менялся день за днём, год за годом, столетие за столетием. И так же постепенно я полюбил его. Он врос в меня корнями, а я врос в него, в этот маленький, неуютный, строптивый мирок. Мы росли вместе. Мы вместе менялись.
Всё меняется.
И лишь ты, Бог, позолоченным идолом, застывшей в янтаре мухой по-прежнему сидишь в своём Небесном замке. Ты поймал сам себя и посадил в светлицу. Хорошо ли тебе там? Приятно смотреть на ползающих муравьёв? Приятно принимать от них хвалу и подношения, боясь спуститься? Боясь показаться им на глаза, потому что они могут понять: ты такой же, как и они.
Ты хотел построить совершенный мир. А нужно было строить счастливый.
Слышу шаги и шуршание, как будто что-то волокут по полу.
Он смог разрушить свою стену. Смог выпустить Тьму. Отрастил крылья. И теперь боится спрятать их, боится снова потерять. Как это знакомо.
Оборачиваюсь, смотрю на него и пытаюсь вспомнить того мальчика, которого похитил с горящей лебёдки. Нет, его не узнать. Мягкость линий тела, золото нежных локонов, блеск голубых глаз — всё это осталось в прошлом. Теперь передо мной стоит демон. Сильный, жилистый, с хищным, острым лицом, с медью жёстких кудрей, отросших до плеч, и с чернильной ночью в глазах. А за спиной чёрным шлейфом крылья.
— Я же говорил тебе: не забивай голову. Иногда это самое верное решение, — говорю я и добавляю: — Ты усвоил урок, демон Мэйкюи.
— Да, Учитель, — ухмыляется он, и глаза вспыхивают азартным огнём. — А я смогу принимать другую сущность, как ты?
— Если будешь проявлять усердие в учёбе.
— Я буду стараться, Учитель! — расплывается он в счастливой улыбке.
Я оглядываюсь на город, затем поворачиваюсь к Мэйкюи.
— Хочешь взглянуть на остров с высоты? — снова, как несколько часов назад, спрашиваю я и протягиваю руку.
В его глазах замирает восторг, а крылья начинают взволнованно трепетать.
И судорожно выдохнув, Мэйкюи берёт меня за руку.
Предыдущие главы:
1. Ангел Меирэль
2. Меирэль
3. Мэир
4. Мэй
5. Мэйкюи
Автор: Yueda, бета: Loreanna_dark
Жанры: Слэш (яой), Драма, Фэнтези, Психология, POV, Мифические существа
Предупреждения: Насилие, изнасилование, групповой секс
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, закончен
Саммари: Его крылья — два шрама на спине. Сила — лишь память. А имя — стёрто. Но он всё ещё жив. И он продолжает идти. Но куда?
Эта история об ангеле, который, как и его собратья, ослеп от Света, погряз в покое и сытости. Но Тьма вырывает его из привычного мира, лишает всего. И теперь он, бескрылый, бессильный, но жаждущий жизни, идёт на ощупь, постепенно открывая глаза, заново учится смотреть, видеть, задавать вопросы, думать и принимать решения.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой
6. Демон Мэйкюи
Шенгкунксин — сердце мира, оплот жизни, огромный город, раскинувшийся на весь остров. Коробки домов, одновременно уходящие этажами глубоко под землю и вздымающиеся к небу, стоят так тесно друг к другу, что на узких улицах почти не бывает солнечного света и всегда горят яркие разноцветные фонари. Несмотря на однотипность домов, в городе нельзя найти ни одного похожего между собой окна. Демоны пытаются урвать лишний локоть пространства и надстраивают свои квартиры, обвешивают окна так, что развернуть крылья между домами просто невозможно. По этой причине на углу каждого дома есть скоростной подъёмник, который подбрасывает демона выше крыш, туда, где уже можно свободно раскрыть крылья и полететь. Да, демоны используют свои крылья постоянно для перелётов на небольшие расстояния в пределах острова и близлежащих островов.
Это всё так не похоже на то, к чему я привык, что не могу оторвать взгляд, рассматриваю каждый дом, каждое окно, каждое лицо проходящего мимо. Разглядываю и вспоминаю одноэтажные просторные дома, огромные усадьбы, широкие проспекты и чинные фигуры ангелов с неприступными лицами. Вспоминаю, и они кажутся такими далёкими, такими чужими, нереальными, будто бы целую жизнь не видел их, хотя пролетал над просторами Верхнего лишь вчера.
читать дальшеПодумать только — вчера!
Но между «вчера» и «сегодня» лежит пропасть длиною в вечность. Несколько часов, проведённые на границе, с духами ушедших, навсегда отрезали для меня это «вчера». И туда не вернуться, я уже просто не влезаю в тот картонный мирок. Теперь мой дом здесь — новый, странный, непривычный, непонятный, в чём-то пугающий, но мой. Я это чувствую. Я ощущаю это кожей, нервами, душой, всем своим существом. И хочется знать о нём больше, узнавать, постигать, хочется знакомиться с этими демонами. Ведь Джилонг, что идёт впереди, знает по имени каждого. Каждого!
Когда он сегодня утром предложил устроить экскурсию по городу, я не знал, чего ждать от него. Я привык видеть, как сановники с кортежем помпезно пролетают по улицам, но Джилонг не из таких. И я не ошибся. Джилонг плевал на статусы и за пределами дворца. Надев по случаю выхода расшитый драконами шёлковый халат и выдав мне чистую одежду и мягкие туфли, он повёл меня в город пешком. И все встречные демоны приветствовали его без подобострастия, но с уважением. Такое уважение нельзя построить на страхе и подчинении, только на искренней заботе о мире и его обитателях. Иначе все эти демоны и демоницы, старики и дети не улыбались бы Джилонгу и не провожали бы его взглядом.
А они улыбаются и провожают.
И смотрят с интересом на меня. А я разглядываю их. Они так не похожи на ангелов: невысокие, поджарые, темноволосые и темноглазые, яркие и слишком откровенные, раскованные. Даже старики не стесняются оголять себя. И их много, безумно много.
Но внезапно я понимаю, что, несмотря на то, что этот город огромен и сплошь застроен домами-ульями, это же единственное место, где демоны могут жить. Сколько же их здесь на самом деле, и как они помещаются на одном острове?
— Сколько? — переспрашивает Джилонг после моего вопроса. — Чуть меньше полутора миллиардов. Поэтому мы и строим дома ввысь и вглубь и насыпаем острова, чтобы уместиться всем. Демоны не ангелы, им нельзя с помощью идеологии запретить заниматься сексом. Они любят это делать и делают это много и часто. И только большие налоги и штрафы могут заставить их задуматься и начать предохраняться. Поэтому-то среди демонов так распространён однополый секс. Ну а для тех, кто не сумел вовремя остановиться, тоже есть выход. Или аборт, или «замена» — государственная процедура, когда кто-нибудь из старших в семье добровольно принимает смерть, уступая своё место новорождённому, или же новоиспечённые родители улетают на материк осваивать дикие земли. За это даже приплачивают. Только вот риск для жизни там очень велик.
Джилонг говорит, а я слушаю, осмысливаю, вникаю.
Полтора миллиарда... Ангелов примерно в два с половиной раза больше, но они живут на гигантском материке, свободно, вольготно, ни в чём не нуждаясь, и слепо верят в то, что дети появляются по велению Господа и занятие сексом без Божьего благословения — грех. И я тоже верил, реально верил в эту чушь.
Демоны не верят никаким бредням, демоны знают, что и откуда появляется. А ещё им нравится секс. И контролировать их можно только через налоги и штрафы, а ещё через угрозы отправить на материк. На громадный материк с дикими землями, опасными землями, мёртвыми землями. На материк, на котором невозможно жить, как невозможно жить на острове Смерти. Единственное место, пригодное для жизни в Нижнем мире, — вот этот маленький клочок земли. И демоны строят свои дома вверх, зарывают их глубоко под землю, только чтобы уместиться. Поэтому и нет здесь других городов, а есть лишь один нереальных размеров город, густо утыканный домами. Но ведь всем им нужно ещё что-то есть, пить, во что-то одеваться. Кроме крыши над головой, есть ещё масса потребностей, которые нужно удовлетворять.
— А где располагаются поля, пастбища, мануфактуры и мастерские? — спрашиваю я. — Ведь не может же это всё поместиться на одном острове.
— Люди, — отвечает Джилонг. — Мы торгуем с ними. Только скупаем у них не души, как считают ангелы, а пищу, одежду и многое другое. Для этого не требуется постоянно присутствовать на Земле, нужны лишь надёжные посредники-люди, которые не догадываются, на кого они работают. Система отлажена и проверена столетиями, так что сбоев не даёт.
Значит, столетиями. Столетиями демоны гоняют корабли из Нижнего мира в Средний и обратно. И ангелы ни сном ни духом об этом. А Бог? Он знает? Наверняка знает. Не может не знать. Но тогда почему не остановит, не воспрепятствует? Или же он боится, что если обрубит этот канал, то демоны, хоть и малочисленные, но сильные, вторгнутся в Верхний и захватят его? А ведь сейчас армия светлых не та, что в былые времена. Бог, боясь переворотов, сам, своими руками, создал слабых послушных марионеток, которые могут гонять демонов-одиночек, но на отпор массового штурма вряд ли способны. Но почему же сами демоны не пытаются захватить Верхний? Почему не пытаются покинуть эти враждебные земли?
— Потому что худой мир лучше доброй войны, — отвечает Джилонг после того, как я спрашиваю. — Потому что война сломает всё, что строилось так долго и кропотливо. А ещё потому, что демоны любят этот неприветливый мир. Он своенравен, коварен, жесток, мстителен, он был создан вопреки, назло, но он прекрасен. Я знаю, это сложно понять, но ты поймёшь. Со временем ты всё поймёшь.
Он оборачивается ко мне и спрашивает:
— Хочешь взглянуть на остров с высоты?
Я киваю.
Тогда Джилонг берёт меня за руку и, шагнув в ближайший подъёмник, прижимает к себе. Как только створки захлопываются, неведомая сила отрывает нас от земли, протаскивает по прозрачному желобу вверх и подбрасывает в воздух над домами. Слышу, как за спиной у Джилонга распускаются крылья, ловлю лицом ветер и смотрю на него — на остров.
Практически в самом его центре возвышается над всем гора. Её покатые склоны густо усеяны деревьями, а вершину венчает дворец Джилонга, который — я теперь знаю — пустует только сейчас и очень скоро вновь наполнится учениками, превращаясь в Школу. А от подножья горы и до далёких берегов тянутся каменные джунгли города, редко разбиваемые маленькими островками зелени. Возле берега виднеются гигантские корабли и техника, с помощью которой демоны насыпают землю, расширяют остров. И над домами во всех направлениях летают демоны, распластывая по воздуху свои чёрные крылья.
Крылья... Джилонг говорил, что после того, как ему отрубили белые крылья, он смог отрастить себе чёрные. Но как он это сделал? И как сделать это мне? Спросить прямо я почему-то не осмеливаюсь. Догадываюсь, что этот вопрос из тех, до ответов к которым нужно дойти самому. Но как дойти, если даже примерно не знаешь куда?
Джилонг не говорит про это ничего, не торопит меня, он уверен, что я всё смогу. Он просто рассказывает про Нижний мир, показывает, открывает его для меня. Быть может, в своё время и его точно так же знакомили с миром? Быть может, секрет кроется в том, чтобы полюбить этот чужой, но притягательный мир? Полюбить, и тогда он подарит чёрные крылья?
Мы летим над крышами. На одних стоят припаркованные одноместные и двухместные корабли, на других видны детские площадки или столики ресторанов, третьи полностью засажены зеленью. Это так необычно, странно и интересно, что хочется всё разглядывать, хочется спуститься и потрогать всё руками.
Джилонг каким-то образом угадывает моё желание и начинает снижаться. И вскоре мы оказываемся на посадочной площадке перед красно-золотым шатром открытого ресторана. Демоны сидят за столиками, кто-то просто ест, кто-то занимается делами, общается. На площадку, на которую мы опустились, идёт тощий, жилистый старик. Джилонг почему-то закатывает глаза и дёргается так, как будто хочет улететь, но останавливается. Старик замечает Джилонга, и на хмуром морщинистом лице появляется остервенелая улыбка.
— Здравствуй, Владыка Нижнего мира! — скрипит он, подходя ближе и кланяясь. — Тысячу лет жизни тебе и твоим детям.
— Здравствуйте, мастер Ксиншу, — в ответ кланяется Джилонг. — К чему этот официоз?
— Сегодня исполняется ровно год с того дня, как ты в последний и уже не помню в который раз отклонил моё прошение о добровольном умерщвлении.
— Уже сегодня?
— Да. И я намереваюсь в очередной раз подать его. Бумаги у меня с собой, — пиля Джилонга взглядом, говорит старый демон. — Могу отдать лично.
— Лично не стоит, ведь нужно соблюдать порядок. Контора сегодня работает с трёх до пяти.
Демон Ксиншу скрипит зубами, а я не понимаю, о чём идёт речь, поэтому внимательно слушаю и помалкиваю.
— Я всё равно добьюсь своего, Джилонг, — шипит старик. — Ты не можешь вечно отказывать мне. Я слишком долго живу на этом свете, я уважаемый демон города, я соберу совет, миллиард подписей... Я буду вредить и надоедать тебе, Джилонг, пока ты не дашь добро!
— Мастер Ксиншу, вашу бы энергию, да в другое русло.
— Что?!
— Давайте поговорим начистоту, мастер. Я не могу вас отпустить сейчас и не отпущу до тех пор, пока вы не оставите после себя достойного ученика, как подобает любому уважающему себя демону.
— Да я воспитал миллиарды этих балбесов!
— Но никто из них не смог не то что превзойти вас в мастерстве, но даже уподобиться вам.
— Потому что балбесы.
— Просеивая песок, можно найти золото. Разве не вы меня этому учили, мастер?
Они говорят дальше, что-то о Юанмэе, который в последнее время увлёкся растениеводством, а меня внезапно прошибает мысль.
Ученик! Джилонгу нужен ученик. Дело не в политике, не в поддержке фронтов, не в неведомой силе, которая спит, — хотя и это тоже, — а в том, что каждый демон должен оставить после себя ученика. Ученика, способного превзойти своего учителя. Вот оно!
Поэтому Джилонг и искал подходящего ангела. Поэтому-то и возился со мной столько времени, рушил оковы тела и разума, вынуждал пройти тот путь, которым когда-то прошёл сам. Всё это не для того, чтобы я стал подобием его, копией, двойником, тенью. Нет. А для того чтобы я стал тем, кто превзойдёт его.
Превзойдёт...
Это вообще возможно? Стать сильнее, мудрее, могущественнее его. Держать на плаву весь этот мир, все эти жизни, знать каждого по имени. Возможно?
Понимание, что на мне теперь лежит непомерная ответственность, наваливается так внезапно, что я даже сгибаюсь под этой тяжестью.
Мастер Ксиншу прощается и улетает прочь, а Джилонг говорит, глядя ему вслед:
— Ужасный характер, но руки золотые. Он единственный, кто даже в мёртвых землях может вырастить хрупкую орхидею. А вот воспитать себе преемника у него никак не получается.
Нервно сглатываю. Джилонг смотрит на меня и всё понимает.
— Не забивай голову, — говорит он. — Просто не забивай голову и не напрягайся.
Легко сказать, не забивай. И как, интересно, не напрягаться, если я не знаю даже, как сделать первый шаг, как отрастить крылья, чтобы стать демоном!
Мысли прерывает мелодичное пиликанье, и Джилонг извлекает из-за пояса плоский металлический цилиндр размером с ладонь — приёмник. В Верхнем мире такого нет. Для быстрой связи ангелы пользуются Божьими струнами, которые протянуты ко всем более-менее значимым объектам и к домам высших сановников. Здесь же такое устройство может иметь каждый.
Джилонг подносит приёмник к уху и несколько секунд молча слушает, а затем расплывается в улыбке.
— Хорошо, мы скоро будем, — говорит он и прячет приёмник. — Со мной только что связалась наша замечательная троица, у них для тебя сюрприз.
— Какой? — удивляюсь я.
— Если скажу, это уже не будет сюрпризом. Он ждёт тебя во дворце. Но прежде чем вернёмся туда, давай перекусим.
Джилонг протягивает руку, я берусь за неё. Мне безумно любопытно узнать, что там за сюрприз, но с Джилонгом я не спорю. И с желудком тоже.
* * *
За едой мы просидели полтора часа, не меньше. Джилонг неторопливо наслаждался блюдами и издевался над моей нетерпеливостью. Я думал, что он решит идти до дворца пешком, чтобы ещё больше потянуть время, но обошлось.
Сейчас мы стоим в кабинете, в котором никого, кроме нас, нет, и я оглядываюсь в поисках чего-нибудь необычного, какого-нибудь сюрприза. Но со вчерашней ночи здесь ничего не поменялось: всё тот же массивный стол, кожаное кресло, диван, стеллажи с книгами и свитками, в углу — вращающаяся модель Тверди Нижнего мира, на стенах — карты. Всё как и вчера, разве что на столе появилась небольшая стопка тонких пластин из какого-то плотного материала. Джилонг как раз их и разбирает.
Глядя на последнюю пластину, он задумчиво говорит:
— Интересно, и как же мои замы справлялись, когда я в Среднем мире был? У кого они всё это спрашивали? На кого ответственность вешали? Кому дела передавали? С моим появлением расслабились вконец. Ладно, этим позже займусь.
Джилонг кидает табличку на стол и оборачивается ко мне, улыбается.
— Заждался уже? Сейчас покажу тебе твой сюрприз.
Он берёт со стола тёмную сферу, которую я посчитал за выключенный светильник, проводит ладонью, не касаясь поверхности, и сфера повисает в воздухе на уровне глаз.
— Для лучшего обзора, пожалуй, развернём.
С этими словами Джилонг раскручивает сферу. Чернота начинает искриться, а затем расплёскивается, образовывая собой подобие экрана.
И на этом экране я вижу комнату, в которой провёл многие дни и ночи. Вижу троицу демонов: Юанмэя, Ренши, Заншиана. А ещё вижу Хилаэля. Напуганного, истерящего, обнажённого. Дрожащие капельки слёз в расширенных от ужаса и боли глазах, покрасневшие от поцелуев и укусов губы, изгиб тонкой, в отметинах засосов шеи, бессильно заломленные руки, судорожно вздрагивающая грудь, напряжённый втянутый живот, бесстыдно разведённые ноги и вторгающийся в анус член.
Смотрю на раскрывшуюся картину и не могу оторвать взгляда. Меня завораживает это зрелище, гипнотизирует, возбуждает. Да, возбуждает! Чувствую, как по телу разливается волна. Тёплая, приятная, сладкая.
Джилонг касается шеи, и я наклоняю голову, подставляясь для поцелуев.
— Тебе нравится...
Тихий шёпот Джилонга, его нежные поцелуи и это зрелище. Это откровенное, восхитительное своей развратностью зрелище. Моего друга трахают, имеют, а я наслаждаюсь этим. И жалею только об одном — что мы не там, не с ними.
Трусь ягодицами о бедро Джилонга, и тот одним плавным движением стягивает с меня штаны. Прижимаюсь, ощущая голой кожей гладкую ткань, а под ней — набухающую твёрдость. Вжимаюсь, трусь ещё сильнее. Хочу...
Джилонг задирает мою рубаху, касается пальцами затвердевших сосков, щекочет языком плечи. Каждое прикосновение обжигает. Огонь проникает под кожу, смешивается с кровью, бежит по венам. Уже не могу сдерживать себя, стону, опираюсь о стол, наклоняюсь, и Джилонг наконец входит в меня. Мой нежный демон, Владыка, Учитель!
Насаживаюсь на него, двигаюсь сам и упиваюсь ощущениями. И уже не смотрю на экран. Я полностью здесь, полностью принадлежу Джилонгу. Весь. Без остатка...
* * *
Створки беззвучно смыкаются за спиной. Оглядываю комнату.
Мне знакома здесь каждая складка на шторах, каждый завиток на гобелене, каждая мозаика на полу. Я столько времени просидел здесь! И тем не менее эта комната кажется иной. Быть может, потому, что не я теперь здесь пленник, а он?
Он... Ренши сказал, что его отловили на границе с Нижним миром. Ангелы учинили переполох и рыскали в поисках беглеца, то есть меня, а Хилаэль рвался в первые ряды и залетел слишком далеко.
Вот его за такое рвение и взяли.
Усмехаюсь двусмысленности фразы и подхожу к кровати.
Хил со связанными руками без сознания лежит на измятых простынях. Расслабленный, измученный, красивый. И грязный. Нет, его обтёрли салфетками, но он всё равно грязный. К тому же ноги его широко разведены и видно, как подтекает сперма. Это так заводит, что еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на спящего приятеля.
Залезаю на кровать, склоняюсь над Хилом, дотрагиваюсь пальцами до губ.
В этот рот только что вставляли член, трахали, кончали в него. Всего час назад эти губы были невинны, а теперь...
Касаюсь их языком, облизываю, проникаю внутрь.
Меня охватывает какое-то неописуемо упоительное чувство. Не могу его понять, но оно мне нравится, нравится делать то, что делаю.
Отрываюсь от губ Хила, веду влажную дорожку по щеке к шее, вдыхаю смесь запахов кожи, волос, пота и спермы, вдыхаю запах секса. Тихо урчу и начинаю целовать шею, оставляя уже свои засосы.
Хил ворочается, мычит и через несколько секунд открывает глаза. Я выпрямляюсь и смотрю на него, растерянного, непонимающего, что происходит. Пара секунд — и воспоминания оживают в его памяти, а глаза наполняются ужасом, болью и отчаянной надеждой.
— Меирэль... — шепчет он. — Ты жив.
— Рад тебя видеть. Слышал, ты искал меня, — улыбаюсь и замечаю на груди белую каплю. — О, ты здесь немного грязный, я протру.
Выхватываю салфетку и начинаю обтирать его грудь. Нежно, плавно, больше ласкаю, чем протираю.
— Что ты делаешь... здесь? — переглатывает Хил, следя за моими руками.
— Вытираю тебя. Разве не видишь?
Придаю голосу лживую мягкость, пытаясь скрыть хищные интонации. Мне нравится видеть Хила таким беспомощным, таким бессильным.
— Ты тоже у них в плену? Развяжи меня, пожалуйста, — просит он, а голос начинает дрожать.
— Нет, — качаю головой, спускаясь рукой ниже, к животу. — Так ты мне больше нравишься.
— Меирэль...
— Забудь это дурацкое имя, Хил. Меня теперь зовут Мэйкюи.
Отбрасываю бесполезную салфетку и просто беру его член в руку. Хил зажимается, пытается вывернуться, но я не пускаю, наваливаюсь сверху, не слушая криков и просьб отпустить, целую его грудь, а пальцами поглаживаю член, играюсь с ним, чувствую, как он дрожит, наливается похотью. Свободной рукой скольжу ниже, нахожу вожделенную дырочку, надавливаю, проникаю внутрь пальцем. Там мокро от спермы, и палец скользит хорошо, так что сразу просовываю второй. Хил скулит, трепыхается, а я ласкаю его там. Демоны отлично растянули его, и мне остаётся лишь немного поработать пальцами, чтобы войти уже наконец.
Я хочу. Я жажду этого.
Резким движением сдёргиваю штаны, задираю разведённые ноги Хила и вхожу в него. В такого беспомощного, испуганного, молящего и молящегося.
И кажется, мерещится, что это не Хил, а я сам лежу сейчас под собой, закусываю губы, взываю о помощи. И хочется спасти, вытащить себя из той дрянной темницы, в которую меня посадили с рождения. Хочется снять оковы запретов, что врезались в мою плоть, в мой разум, в мою душу. Но знаю: бесполезно говорить словами. Я — тот, прежний я — не услышу, не восприму, не пойму. Слова бессильны. Они — пустота, невнятное сотрясение воздуха для глухого. Поэтому я начинаю говорить телом. Каждым толчком, каждым движением, каждым прикосновением я говорю.
Я рассказываю о дикой свободе, о пронзительности полёта без крыльев, об удовольствии, о нежности и страсти. Говорю не Хилу — себе. Себе! Я рушу свой собственный последний бастион. Темницу. Тюрьму. Врезаюсь всем существом в стены собственного мира, и они дрожат под напором, они трескаются, осыпаются, обращаясь в песок, в пыль, в ничто.
И из-под ещё не растаявших обломков начинает просачиваться Тьма.
Тёплая, мягкая, она заполняет меня собой, бежит по венам, струится. Моя собственная Тьма.
И только сейчас ощущаю, осознаю жгучую боль в спине. Боль, знакомую с детства и запомнившуюся на всю жизнь. Боль, которую ангелы терпят лишь один раз, а вот мне выпало два.
Боль от прорезавшихся крыльев.
* * * * *
Стою на открытой террасе и смотрю на город. Негаснущие фонари становятся ярче, вспыхивают огнями окна, загораются паутины гирлянд. Слуха достигают звуки музыки и отдалённые крики. С крыш и подъёмников взлетают в небо тысячи демонов, и от их крыльев становится ещё темнее.
Это мой город.
Когда сотни лет назад я пришёл в этот мир, здесь всё было по-другому: не было этих высоток, не было иллюминации огней. Но наши и людские технологии шагнули далеко вперёд, мир изменился. Не вдруг, а постепенно. Он менялся день за днём, год за годом, столетие за столетием. И так же постепенно я полюбил его. Он врос в меня корнями, а я врос в него, в этот маленький, неуютный, строптивый мирок. Мы росли вместе. Мы вместе менялись.
Всё меняется.
И лишь ты, Бог, позолоченным идолом, застывшей в янтаре мухой по-прежнему сидишь в своём Небесном замке. Ты поймал сам себя и посадил в светлицу. Хорошо ли тебе там? Приятно смотреть на ползающих муравьёв? Приятно принимать от них хвалу и подношения, боясь спуститься? Боясь показаться им на глаза, потому что они могут понять: ты такой же, как и они.
Ты хотел построить совершенный мир. А нужно было строить счастливый.
Слышу шаги и шуршание, как будто что-то волокут по полу.
Он смог разрушить свою стену. Смог выпустить Тьму. Отрастил крылья. И теперь боится спрятать их, боится снова потерять. Как это знакомо.
Оборачиваюсь, смотрю на него и пытаюсь вспомнить того мальчика, которого похитил с горящей лебёдки. Нет, его не узнать. Мягкость линий тела, золото нежных локонов, блеск голубых глаз — всё это осталось в прошлом. Теперь передо мной стоит демон. Сильный, жилистый, с хищным, острым лицом, с медью жёстких кудрей, отросших до плеч, и с чернильной ночью в глазах. А за спиной чёрным шлейфом крылья.
— Я же говорил тебе: не забивай голову. Иногда это самое верное решение, — говорю я и добавляю: — Ты усвоил урок, демон Мэйкюи.
— Да, Учитель, — ухмыляется он, и глаза вспыхивают азартным огнём. — А я смогу принимать другую сущность, как ты?
— Если будешь проявлять усердие в учёбе.
— Я буду стараться, Учитель! — расплывается он в счастливой улыбке.
Я оглядываюсь на город, затем поворачиваюсь к Мэйкюи.
— Хочешь взглянуть на остров с высоты? — снова, как несколько часов назад, спрашиваю я и протягиваю руку.
В его глазах замирает восторг, а крылья начинают взволнованно трепетать.
И судорожно выдохнув, Мэйкюи берёт меня за руку.
28 ноября 2013 — 1 мая 2016
Предыдущие главы:
1. Ангел Меирэль
2. Меирэль
3. Мэир
4. Мэй
5. Мэйкюи