[CallJane]

Название: Давай прыгнем с седьмого этажа?
Фандом: Ориджинал
Направленность: слэш
Автор: CallJane
Рейтинг: NC-17
Пейринг: м/м
Размер: макси
Статус: в процессе
Описание:
Как быть, если ты нормальный пацан, но у тебя стоит на молодого хахаля матери? Девятиклассник Витя Ершов знает об этом если не всё, то многое.

Предупреждения:
Русреал, подростки, повествование от первого лица, насилие, изнасилование, нецензурная лексика.

Читать на Фикбуке

запись создана: 11.01.2021 в 23:53

@темы: Слэш, Яой, NC-17, Ангст, Драма, В процессе, Макси

---

[шпандавская гадза]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Ялира]

Название: Волшебная флейта
Автор: Ялира
Бета: Николетт
Рейтинг: R
Пейринг: госпожа/рабыня
Размер: мини, 22 страницы
Статус: закончен
Саммари:
Давным-давно в далёкой-далёкой стране, где по радуге гуляют феи, а в Жёлтой Реке плавают карпы-оборотни, две путешественницы, взявшись за руки, отправились в долгий путь. Первая искала вторую, а вторая искала первую.
Предупреждение: нецензурная лексика, юст

читать на фикбуке

@темы: Слэш, Приключения, R, Фэнтези, Мини, Закончен

---

[Shantana.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Ялира]

Название: Аксиома струн
Автор: Ялира
Бета: Николетт
Рейтинг: R
Пейринг: некромант/воскрешённый из мёртвых
Размер: мини, 19 страниц
Статус: закончен
Саммари: "Если прислушаться, даже сквозь лаву можно услышать звучанье струны" (с)

читать на фикбуке

@темы: Слэш, Фэнтези, Мини, Флафф

---

Поздно, Адель!

[Дмитрий Крамер]

Название: Поздно, Адель!
Автор: Дмитрий Крамер
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, Мистика, Детектив, Экшн (action), Психология, Повседневность, Даркфик, Ужасы, Hurt/comfort, Любовь/Ненависть
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Смерть второстепенного персонажа
Размер: Макси, 157 страниц, 32 части
Описание: В поисках серийного убийцы майор Арсен Воронин выходит на след сетевого писателя, чьи интернет-опусы и переписка содержат мало кому известные подробности расследуемых преступлений. Следователь постепенно сближается с писателем, пытаясь понять каким образом он связан с убийствами.

https://ficbook.net/readfic/7085651

@темы: Слэш, NC-17, Мистика, Ангст, Детектив, Закончен, Макси

---

Калки-юга

[Ялира]

Название: Калки-юга
Автор: Ялира
Бета: Николетт
Рейтинг: NC-17
Пейринг: альфа/омега
Размер: миди, 27 страниц
Статус: закончен
Саммари: История о чистоте и нечистотах в антураже альтернативной Древней Индии.
Предупреждение: насилие, изнасилование, смерть второстепенного персонажа.
Написано по заявке о неправильном омеге.


читать на фикбуке

@темы: Слэш, NC-17, Ангст, Фэнтези, Закончен, Миди

---

Панацея

[Ялира]

Название: Панацея
Автор: Ялира
Бета: Николетт
Рейтинг: NC-17
Пейринг: человек/оборотень
Размер: миди, 33 страницы
Статус: закончен
Саммари: Сказка о болезнях, которые можно вылечить, и о болезнях, которые вылечить нельзя.
Предупреждение: насилие.

читать на фикбуке

@темы: Слэш, NC-17, Фэнтези, Закончен, Миди

---

Аромат лилий

[CallJane]

Фэндом: Ориджинал
Автор:  CallJane
Название: Аромат лилий
Пейринг: альфа/омега
Рейтинг: NC-17(21)
Размер: миди
Жанры: Драма, Даркфик, Омегаверс, Первый раз
Предупреждения:
BDSM, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Underage, Секс с использованием посторонних предметов, Смерть второстепенного персонажа

Описание:
Я испытал ледяной озноб, как только увидел тебя. Ты - мой последний шанс и мой приговор. Мой законный супруг. Я ненавижу тебя. Я боюсь тебя больше всего на свете. Мне некуда бежать от тебя. В мои шестнадцать даже не требовалось моего согласия на этот ужасный брак. И вот я принадлежу тебе полностью и абсолютно. Кажется, никто, кроме меня, не замечает, какое ты чудовище. Или же всем плевать?

Согласие на критику: корректно и по существу

Читать на Книге Фанфиков

Читать в дневнике

@темы: Слэш, Яой, NC-17, NC-21, Ангст, В процессе, Миди

---

Ревность

[Dinoo]

Я спрашиваю, где ты был? - все так же , прижимая его к стене , спросил я более спокойным голос ,чтобы не пугать Инома.
- Я был с Пашей - тихим , но уверенным голос сказал он .
- С Пашей значит - прошипел сквозь зубы , сильнее вдавливая в стену - тебе меня мало !? - рявкнул я - запомни ТЫ МОЙ ! А я не делюсь тем, что принадлежит мне. - про рычал я ему на ухо и поцеловал в податливые губы .
Мы с Ином встречаемся уже 3 года . Полгода как живем вместе. В последние время он стал очень часто проводить время с Пашей . Из-за этого мы с ним много ругаемся. Вот и сегодня он опять вместо того чтобы провести день со мной он тусит с Пашей . Он ушел еще утром , я ждал его целый день и вот когда на часах было 21 ,я услышал как открылась дверь ,и кто-то зашел . Я вышел в коридор и увидел Инома , который снимал второй кроссовок . Сняв кроссовки ,он поднял голову и увидел меня .
- Привет - сказал он, подойдя ко мне .
- Привет - ответил я - ты где был? - уже рычал я , прижимая его к стене.
- Миш , что с тобой ?
- Я спрашиваю, где ты был? - все так же , прижимая его к стене , спросил я более спокойным голос ,чтобы не пугать Инома.
- Я был с Пашей - тихим , но уверенным голос сказал он .
- С Пашей значит - прошипел сквозь зубы , сильнее вдавливая в стену - тебе меня мало !? - рявкнул я - запомни ТЫ МОЙ ! А я не делюсь тем, что принадлежит мне. - про рычал я ему на ухо и поцеловал в податливые губы .
- что ты сказал ? - спросил Ином разрывая поцелуй .
- Ты. Мой . - сказал я и рез­ко по­тянул Инома на се­бя ,страс­тно впиваясь в его гу­бы.

Я отс­тра­нил­ся от него , но лишь на мгно­вение. Лишь для то­го, что­бы пе­ревес­ти ды­хание и рез­ким дви­жени­ем отор­вать нес­коль­ко пу­говиц на его ру­баш­ке. Губы спускаются ниже ,ос­тавляя за­сосы на шее и ключице. Я под­хва­тил его на ру­ки, и, бук­валь­но за счи­тан­ные се­кун­ды, мы ока­зались в спаль­не. Мои руки блуждали по его телу. Он извивался подо мной. Я чувствовал его возбуждение.

- по...пожалуйста
- Чего ...чего ты хочешь ?
- просто люби меня

Эта ночь была прекрасна . Они любили и были любимы . Отдаваясь этому чувству всецело.

Утром я проснулся один . Прошел на кухню и увидел записку от Инома:" в 18 будь готов".

Ровно в 18 мне пришло сообщение с адресом . Приехав туда я увидел заброшенный дом ,на входе которого стоял Ином .
- Завиже глаза - протягивая повязку , сказал Ином.
После того как я завязал глаза, Ином взял меня за руку и повел заброшку. Мы поднялись на второй этаж . Я почувствовал как с меня сняли повязку, открыл глаза и увидел ... Посередине комнаты стоял стол , стены были украшены нашими фотографиями и по всей комнате были расставлены свечи .

- С днем Святого Валентина- сказал Ином и поцеловал меня - чтобы приготовить тебе все это - он обвел комнату рукой - я и пропадал с Пашей, а изменять у меня и в мыслях не было. Я люблю тебя !

- Ох, прости меня . Каким же я был глупцом. Я тоже люблю тебя! Очень сильно . - сказал я и поцеловал его .

@темы: Слэш, Мини, Закончен, Флафф

---

Сон

[Dinoo]

Кто-нибудь когда-нибудь хотел быть увиденным тренером в том момент когда ты целуешься с парнем срачетом на то , что ты парень ?
Думаю, нет.
И я не хотел, но оказался…

Начнем с начала. Меня зовут Дима. Я никогда не думал что могу стать геем, я пользовался популярностью у девочек , но однажды все пошло не так. Был конец мая, обычный день не предвещающий ничего интересного. Я шел на тренировку по дороге встретил плюса ( Дима Плюснин ) и Сережу.

Мы дошли быстро за минут 7-10 . Я переоделся и пошел в тренерскую , почти все уже были в сборе .
Тренер сказал план тренировки и мы пошли играть в футбол.
Мы с Сережей были в одной команде . И во время игры Сережа крикнул :
- димочка , мне !
- только тебе , Сережа , только тебе - ответил ему я и дал пас .
После игры Сережа бежал в направлении меня :
- Дима-крикнул он и начал падать . Я его поймал и наши глаза встречаются и меня будто ударяет током.
- поймал - сказал я, нехотя отпустив его.

После тренировки я пошел домой . Ложась спать я думал о Сереже . Он никак не хотел выходить из моей головы , так я и уснул с мыслями о нем.
Я сижу в раздевалке ,кроме меня никого нет . Через 5 минут в раздевалку пришел Сережа . Мы с ним разговаривали , а когда темы закончились наступила неловкая тишина . Ее прервал Сережа :
- Дим , подойди ко мне- сказал он . Я подошел. - наклонись - попросил он . Я посмотрел на него подозрительным взглядом , но все-таки наклонился . Он подошел еще ближе ко мне и поцеловал . Сначала я растерялся , а потом ответил на его поцелуй и наши языки сплелись. Он снял с меня футболку и начал целовать мою шею , спускаясь ниже переходя на ключицу .От его ласк желание разливается вместе с кровью по всему моему телу, я толкаю его к стене , и беру инициативу в свои руки .Я притянул парня ближе и ласково коснулся его губ, нежно погладил их своими, вызывая ответные чувства. Я медленно его раздевал, лаская каждый сантиметр его шеи . Спустившись ниже я начал ласкать его соски нежно покусывая. Мои губы спустились ниже и стали ласкать его животик . Я оторвался от него, чтобы помочь избавиться от штанов . Я медленно стянул мешающие штаны и белье и...
Я проснулся весь в поту, посмотрел на часы , на них было 2 часа ночи .

@темы: Слэш, Мини, Флафф

---

Последняя капля — 7

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, закончен
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

7

Шарик медленно поднимается вверх, туда, где ещё никогда не был. Он расширяется, увеличивается в размерах, тонкая оболочка растягивается, истончается и в конце концов рвётся.

В новой необозримой пустоте сгусток высвобожденного газа повисает раскалённым шаром.

Моё сознание. Оно подобно солнцу, сияющему во мраке космоса.

Я вижу себя, своё тело. Оно красными глиняными черепками разбросано по всей комнате. Но это не беда. Я собирал себя уже бесчисленное количество раз, смогу собрать и сейчас. Это несложно.

Черепок к черепку, деталь к детали. Я будто складываю занятный пазл, склеиваю, сращиваю сам себя, как склеивают разбитый кувшин. Я и есть кувшин, собирающий воду. Только моя вода — это эмоции, чувства, ощущения, опыт. Любовь и нежность, боль и отчаяние каплями падали в меня и оставались навсегда. Накапливались. Накапливались для того, чтобы вытолкнуть шарик вверх. Чтобы вывести меня на новый уровень сознания.

На новый уровень возможностей, где я умею не только накапливать, но ещё и давать. Дарить.

Что подарить вам, люди?

Последняя деталь встаёт на место, и я снова стою на ногах. Цепь разорвана взрывом, покорёженный браслет лежит рядом. Я иду к шкафу. Открываю дверцу.

Смотрю на орудия пыток.

Люди. Там, за стеной, много людей. Они ползают, снуют туда-сюда, как муравьи, как тараканы. Эти люди подарили мне много эмоций, много ощущений. Я наполнялся ими. Я переполнился ими до краёв.

Но пришло время отдавать.

Я — аномалия, пришедшая в этот мир накапливать и дарить. Я мог бы стать чудом. Я мог бы исцелять раны, лечить больных. Мог бы дарить любовь, тепло, защиту. Я мог бы спасти всех вас!

Да. Я мог бы стать Чудом*.

Но стал Чудовищем.

Чёрное солнце встаёт из воды.
Чёрное солнце — символ беды...

10. 09. 2016 — 27. 09. 2016

______________________________________________
* Хинода Кисэки — с японского 日の出 (hinode) — восход солнца, 奇跡 (kiseki) — чудо.


Предыдущие главы:
1, 2, 3, 4, 5, 6

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, Закончен, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 6

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

6

— Я давно к тебе не заглядывал. Ты соскучился, Кисэки? — спрашивает Райёру, подходя ко мне.

Я сижу на кровати, неотрывно смотрю на шкаф. Там лежат орудия пыток и убийства. Теперь я это прекрасно знаю, познакомился со всем арсеналом.

— Доктор Моринума говорит, ты изменился, — продолжает Райёру. — Твоё тело стало более выносливым, хотя найти отличия в твоём организме от обычного человека ему так пока и не удалось.

Да, моё тело изменилось. И я знаю это лучше, чем доктор Моринума.

Когда я очнулся после того случая с Хицудзи, Король приходил ко мне и снова предлагал «дружбу». И я снова, как в первый раз, ответил ему «нет». Тогда он разозлился и оттрахал меня так, что я целые сутки не мог встать. А потом он привёл своих шестёрок-палачей и сказал, что они могут делать со мной всё, что пожелают, кроме изнасилования. И ушёл. А они... Сначала эта стая шакалов только издевалась, потом начала избивать, а дальше они вошли во вкус и стали убивать меня.

Я умирал, навелрное, сотню раз. Я дёргался в петле и сгорал от электрического тока. Я задыхался от отравляющего газа и умирал от потери крови, разрезанный на части. Мне ломали кости, меня протыкали насквозь, меня поливали бензином и поджигали. А я воскресал. Я упорно воскресал. И чем больше умирал, тем быстрее воскресал. Боль я уже практически не ощущал. Воспринимал её цветом, звуком, запахом, но чаще пустота колодца надвигалась на реальность, вытесняя её в пиковые моменты боли. Каждый раз палачи придумывали что-то новое, убивали меня новым способом. И всякий раз я погружался в состояние смерти. Когда же их фантазия иссякла и они начали повторяться, то, как и при повторном падении из окна, пространство колодца не надвигалось и я лежал, осознавая свою физическую смерть, осознавая, как постепенно восстанавливается тело.

Несколько раз ко мне приходил доктор Моринума, он брал образцы на анализы, осматривал меня, ощупывал, что-то замерял, тестировал. Я отвечал односложно, чтобы он отвязался. Мне было всё равно, поймёт он что-нибудь или нет. Он не знал одной детали. Детали, которая была важнее всех анализов и тестов: с каждой моей смертью расстояние между шариком сознания и водой сокращается.

И я не знаю, что произойдёт, когда оно исчезнет совсем.

Пальцы Райёру касаются моей щеки, скользят по подбородку к шее. Напрягаюсь, ожидая, что Король начнёт душить, но он ласкает мою кожу, нежно гладит. Эти ощущения настолько неожиданны, настолько остро-приятны, настолько позабыты, что я тянусь за ними. Тянусь к ласкающей руке.

Ладонь обхватывает подбородок, и палец, скользя по губам, приоткрывает рот.

— Кисэки...

Райёру бережно обнимает меня, его дыхание обжигает лицо, горячие губы касаются виска, спускаются к щеке, и, наконец, обхватив мои губы своими, он проникает языком в рот. Медленно и властно он ласкает меня, целует.

Я не сопротивляюсь.

Так вот, значит, каков его план. Лишить всего: свободы, гордости, чести, — а потом методом кнута и пряника привязать к себе. Роль «кнута» блестяще исполнили его подчинённые низшего звена. А сладкий пряник, который достался мне в награду за выдержку, — это его ласки, его покровительство, его забота. Его «дружба».

— Моя Королева... — разорвав поцелуй, шепчет Райёру и спускается к шее, целует, кусает. — Кисэки... Шикарный, гордый, сладкий...

Он облизывает мою грудь и соски, зацеловывает впалый живот и бёдра, стягивает бельё и обхватывает губами мой член. Я закрываю глаза, отдаваясь ему, наслаждаясь его извращённой нежностью.

Может, мне действительно согласиться? Признать его власть, войти в свиту, стать его «другом». Всё это для того, чтобы потом, когда он пойдёт в политику, сдерживать его зверский аппетит, его агрессию, его жадность, дабы защитить невинных. У меня ведь получится. У меня это на самом деле получится. Я смогу положить свою бессмертную жизнь на то, чтобы стать тормозом для алчности Короля, стать его совестью. Смогу. Я ведь уже пожертвовал безопасностью ради жизни случайного мальчишки, а потом выторговал одной из своих жизней его безопасность. Я смогу пойти дальше!

Только ведь Король не даст мне остаться чистым. Он втянет меня в свои грязные дела, я влезу в это дерьмо по уши. Пустив в Райёру свои корни, я позволю его корням прорасти во мне. Это неизбежно...

Сильнейшая волна оргазма захлёстывает меня, стирая все мысли, и какое-то время я не думаю ни о чём, просто дрожу в руках Райёру, кончаю ему в рот. И я уже не испытываю ни отвращения, ни презрения к себе. Все эти чувства умерли, истёрлись в бесконечной череде моих смертей и возрождений. Кажется, из всего многообразия чувств и ощущений для меня остались существовать лишь два полюса — боль и удовольствие. И сейчас я получаю удовольствие. И совершенно не важно, от кого оно исходит.

Поэтому я послушно ложусь на кровать и, подчиняясь рукам Райёру, раздвигаю ноги. Он входит в меня медленно и аккуратно, совершенно не так, как раньше. Он дарит мне удовольствие. Это специально. Это всё его план. Я понимаю это. Понимаю. И плыву по течению. Меня ласкают, и мне всё равно, что ласкающие руки принадлежат монстру. Главное, они не причиняют мне боли и пустота колодца и звуки капающей воды не вторгаются сейчас в реальность. Моя реальность сейчас целиком и полностью состоит из Райёру. Я растворяюсь в нём и понимаю, что вполне смогу вытерпеть и грязный секс, и замаранные руки. Да, смогу. Чтобы спасти невинные жизни, я могу стать его соратником и «другом».

Райёру кончает в меня, а затем обнимает, прижимает к себе со всей силой, утыкается носом мне в плечо.

— Мне не хватало тебя, моя Королева, — шепчет Король, вдыхая мой запах. — Секс с тобой, наши с тобой разговоры — я скучал по ним.

— Скучал по моим отказам? Не замечал за тобой раньше мазохистских наклонностей.

— Конечно, скучал. Ведь только ты умеешь так упрямиться. Больше никто не смеет отказывать мне, а ты... Ты исключение из всех правил. Ты чудо, диковина. Ты совершенство. Поэтому тебе можно спорить со мной, не соглашаться. Более того, мне нравится твоя откровенность и честность, мне нравится, что тебя невозможно обмануть. С тобой интересно общаться, а от тупого стада я порядочно устал. Их нужно подчинять, ими нужно управлять, им можно покровительствовать, но на полном серьёзе общаться с такими людишками, как, например, Хицудзи? Никакого удовольствия и интереса.

— Хицудзи? — переспрашиваю я. — Кстати, что ты с ним сделал после моего прошлого отказа? Не удивлюсь, если он гниёт где-нибудь в соседней комнате.

— Напрасно ты так про меня думаешь.

Райёру качает головой и начинает обтирать меня салфетками. Никогда за ним такой заботы не водилось. И только покончив с обтираниями и надев на меня бельё, Король продолжает:

— Он же купил себе комфорт и спокойствие ценой твоей жизни. И я его не трону.

Ловлю себя на том, что едва вспоминаю те события. Кажется, они были так давно, будто бы тысячу жизней назад. А ведь так оно, по сути, и есть. Тысячу моих жизней назад Король подавил слабого мальчишку только потому, что я обронил его имя.

— Зачем вообще была та дурацкая демонстрация силы? — шепчу я сам себе.

— Это была не демонстрация, — говорит Райёру. — Я пытаюсь наглядно тебе объяснить, что все люди, в общем-то, сволочи и эгоисты. Они думают только о себе: о своей защите, о своём комфорте, о своих потребностях, о своих желаниях. О себе. И только ты, ты один думаешь не о себе, а о них. Жертвуешь собой ради них. А они того не заслуживают. Нет. Не заслуживают они этого. Ты не мессия, и нет на свете людей, которых тебе нужно защищать. Мир не делится на невинных овечек, вроде Хицудзи, и волков, типа меня. Если ты добровольно ляжешь на жертвенный алтарь, то любая овца сожрёт тебя, обернувшись волком. Вот, кстати, одна из них. Тоже скажешь, «невинная овечка»?

Поворачиваюсь, куда указывает Райёру, и вижу возле двери Усукори. Он стоит, смотрит на меня с плохо скрываемым вожделением, облизывает губы и держит в руках жилет. Жилет со взрывчаткой.

В горле застревает липкий ком. Тело сковывает апатичная слабость.

— До скорого, Кисэки, — шепчет мне в ухо Райёру.

Спрыгивает с кровати и скрывается за дверью, предварительно похлопав по плечу Усукори.

Тот идёт ко мне, что-то говорит, но я не слышу ни слова. Я будто бы оглох в одночасье. Я смотрю на человека, который первый подал мне руку при знакомстве, на человека, который предостерегал меня, на человека, который не отвернулся от меня, когда все одногруппники шушукались за спиной. Я сморю на человека, которого считал своим другом.

На человека, который сейчас надевает на меня жилет со взрывчаткой.

— За что? — почти беззвучно спрашиваю я.

— Теперь я в свите, приятель, — просто отвечает Усукори. — А ещё, хоть ты и собственность Короля, но он обещал, что если ты после взрыва оживёшь, то он позволит тебя трахнуть. Оживи, пожалуйста, Хинода. Я очень тебя хочу...

И ком, что мешал глотать, разрывает хохотом горло. Дикий, безудержный смех рвётся наружу, а в душе ничего. В душе пустота.

Пустота колодца, доверху наполненная чёрной водой. Последняя капля — и волна выталкивает шарик сознания вверх...


Предыдущие главы:
1, 2, 3, 4, 5

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 5

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

5

— Кисэки, открой рот. Хватит сопротивляться.

Я с силой стискиваю зубы, но Райёру давит на челюстной сустав, насильно открывает мне рот и, впихнув шприц, вливает жидкость — растворённый в воде порошок. Пытаюсь не глотать, но Райёру зажимает нос. Судорожно глотаю воздух вместе с этой дрянью.

Король уже четвёртый раз приходит ко мне, и с этим порошком я познакомился ещё в прошлый его визит. Наркота от доктора Моринумы, от которой тело становится ненормально чувствительным и возбудимым.

— Вот так, — улыбается Райёру, распахивая мою рубашку. — Молодец.

Он гладит, ласкает, дразнит, его руки по-хозяйски гуляют по моему телу, а оно реагирует. Ничего не могу с этим поделать. Чёртов наркотик делает своё грязное дело.

— Как же здорово ты реагируешь. И как же мне нравится смотреть на тебя в такие моменты. Сейчас ты абсолютно беспомощен и послушен, — шепчет Райёру, припадая губами к соску, и начинает его вылизывать.

Стискиваю зубы, чтобы не застонать. Мне стыдно за это паскудное возбуждение. А ещё противно от самого себя.

— Это синтетика. Наркотик. Не настоя...

На последнем слове всё же срываюсь в стон, потому что Райёру сдёргивает с меня трусы и начинает ласкать там.

— И пусть, — усмехается он. — Скоро ты привыкнешь и тебе начнёт это нравиться уже без наркотика.

— Ни за что... — цежу сквозь зубы, потому что Райёру начинает разрабатывать меня пальцами.

— Знаешь, — шепчет он на ухо, — многие выстраиваются в очередь, чтобы я их трахнул, а ты тут ломаешься. Прямо как королева.

— Ну вот и трахай их, — почти беззвучно отвечаю я.

— Не-ет, — сладко тянет Райёру и, вынув пальцы, раздвигает мои ягодицы, — мне не нужны те отбросы. Я Король, а Королю нужна только Королева. И ты станешь ею — моей Королевой!

Он входит резкими толчками и начинает трахать жёстко и грубо. А я выгибаюсь, дрожу от чудовищной смеси ощущений боли и удовольствия. Когда ладонь Райёру обхватывает мой член и начинает поддрачивать, удовольствие перехлёстывает боль. Я задыхаюсь. Задыхаюсь от мимолётного наркотического кайфа и от отвращения к себе. Но волна, что поднимается во мне, стирает отвращение, она стирает вообще все мысли, и какое-то время я просто двигаюсь в ритме Райёру, кончаю ему в руку.

Несколько секунд передышки — и реальность обрушивает на меня боль в заднице, ощущение вытекающей спермы и сжигающий стыд вперемешку с омерзением.

Это опять произошло. Так было вчера. Так будет и завтра? Неужели этот кошмар не закончится никогда?

— Шикарно... — расплывается в улыбке Райёру. — Тебе понравилось, моя Королева?

Я кривлюсь и отворачиваюсь. Не могу двинуть ему в морду — связан.

— Тебя расстраивает моя грубость? — деланно печальным голосом спрашивает Король. — Но это просто наказание за упрямство. Пока будешь сопротивляться, наш секс будет таким.

Он опускается рядом на узкую кровать и обнимает меня.

— Хватит упрямиться, Кисэки, — шепчет Райёру. — Ты же умный парень, должен понимать, что положение безвыходно и твоё поведение сейчас — просто идиотизм. Признай уже наконец мою власть.

— Идиотизм? — переспрашиваю я, оборачиваясь к нему. — Пусть так. Я идиот. Но, по крайней мере, я не стану мразью, как ты и твои приспешники. Да, Райёру, хоть ты и мнишь себя королём, но на самом деле ты просто мразь и не стоишь и мизинца тех, кого унижаешь и втаптываешь в грязь.

— Да неужели? — саркастически приподнимает бровь Райёру. — И чем же они лучше меня? Может, они чисты и невинны и из них не сыпется грязи, в которую я их, как ты говоришь, втаптываю? Например, доктор Моринума. Чем не образец добропорядочности?

— Кучка подонков, которых ты контролируешь шантажом, — это ещё не все люди. Здесь есть и нормальные, просто запуганные. И их большинство.

— Например?

В памяти сразу всплывает лицо того большеглазого первокурсника.

— Например, Хицудзи, — говорю я, и только сказав, соображаю, что зря это сделал. Зря назвал фамилию пацана.

— Значит, мальчишка лучше меня? — прищуривается Король.

— Только не смей его трогать, Райёру, — выкрикиваю я.

— Ты меня просишь?

— Да, прошу. Если у тебя осталась хоть капля совести, ты не тронешь его. Он вообще ни в чём не виноват.

— Ты просишь за него, хотя сам находишься в таком унизительном положении... Как это благородно. И глупо, — качает он головой. — О себе и только о себе ты должен беспокоиться. Впрочем, если ты настаиваешь, то я не трону его. Только маленькая услуга за маленькую услугу. Сейчас я освобожу твои руки и ноги, а ты не будешь сопротивляться. Согласен, моя Королева?

Смотрю в его жадные, горящие похотью глаза и сглатываю.

Впрочем, Райёру и так возьмёт меня без всякого согласия и сопротивляться в наручниках я не смогу, поэтому если можно выторговать поблажку для Хицудзи, то я готов.

Молча киваю, и Райёру расстёгивает сдерживающие браслеты, переворачивает меня на живот, а затем входит в меня. Трахает. Имеет.

А я снова возбуждаюсь. Чёртов порошок ещё действует.

Не помню, как отключился. Мне казалось, я просто закрыл на секунду глаза, но, скорее всего, прошёл не один час, а может быть, и целые сутки. После наркотика такое случается.

С трудом поднимаюсь с кровати, шатаясь, иду к душу, вбитому прямо в стену рядом с умывальником. Сначала просто стою под горячей водой, согревая окоченевшее тело, потом начинаю отдирать с себя засохшую сперму. Не думаю ни о чём. Как-то в последнее время у меня стало это получаться — не думать ни о чём.

Едва успеваю надеть штаны, как дверь с шумом отворяется и в комнату входит Райёру в сопровождении свиты. Узнаю среди них Генхаю. Да, его действительно приблизили.

Трое парней скручивают меня и привязывают к стулу. Я почти не сопротивляюсь. Вместо этого сверлю глазами Короля. Что он ещё задумал, этот ублюдочный извращенец?

— Отдохнул, Кисэки? — спрашивает он и мило улыбается. — А я тебе гостя привёл. Он очень хотел тебя повидать и лично поблагодарить за всё. Кёда!

Дверь снова отворяется. На пороге появляется подручный Кёда, он толкает в спину хрупкого, дрожащего от страха пацана — Хицудзи.

Я смотрю на него, перевожу взгляд на Райёру и чувствую, как во мне поднимается волна гнева.

— Ты же обещал не трогать его!

— Так я и не трогал, — успокаивающе говорит Райёру. — И никто его не трогал. Видишь? Он жив-здоров. Ни царапинки на нём. Мы просто поговорили немного, вот и всё. Ты же помнишь, о чём мы с тобой говорили, Хицудзи? — ласково обращается Король к тому. — Ты же хочешь спокойной, сытой жизни, комфорта и одобрения окружающих? Всё это у тебя будет. Нужно только сделать одно маленькое дело. Совсем пустяковое. На вот, держи.

Райёру протягивает Хицудзи пистолет. И я понимаю, что это не игрушка, не спортивное оружие, а самое настоящее — боевое, огнестрельное.

Сердце гулко ударяет о рёбра.

Что он собрался делать?

— Смелее, Хицудзи. Один лишь выстрел. Всего один — и ты забудешь, что такое страх!

Король вкладывает пистолет в дрожащие руки. Те судорожно стискивают чёрный металл и медленно поднимают, направляя дуло прямо в меня.

Что?

Нет!

Этого не может быть. Я сплю. Я ещё не очнулся. Всё это дурное видение!

— Стреляй!

Голос Райёру звучит где-то далеко-далеко. И все люди вместе с комнатой отодвигаются куда-то на периферию восприятия. В реальности остаются только я и дуло пистолета. Дуло, из которого вылетает патрон. Он летит так медленно, что, кажется, я могу увернуться. Но не получается. Почему-то не получается. Тело не слушается.

Патрон пролетает мимо, чуть не задев плечо.

Мир снова обступает меня, и время возвращает свой привычный бег. Такой же бешеный, как и ритм моего сердца.

— Мимо, Хицудзи. Давай постарайся. Не расстраивай меня.

Последние слова Короля каким-то непонятным образом будто переключают что-то в Хицудзи.

Он кричит.

Дико. Ненормально. Отчаянно.

Кричит, стискивает мёртвой хваткой пистолет и жмёт, жмёт, жмёт на курок.

Боль прожигает меня в нескольких местах. Плечо, живот, бедро — они агонизируют, и этот огонь расползается по всему телу. Я начинаю проваливаться в пустоту. Но перед тем, как провалиться окончательно, вижу улыбающееся лицо Райёру и слышу его ласковый шёпот:

— Спи, Кисэки. Завтра ты мне расскажешь, каково это — быть убитым человеком, которого спас.


Предыдущие главы:
1, 2, 3, 4

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 4

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

4

Снова замкнутая пустота. Снова капающая неизвестно откуда вода. Снова дрейфующее на ниточке сознание.

Я опять умер. И я вновь оживу.

А если не тянуть? Если не дёргать за нитку? Может, тогда я умру окончательно? Или навсегда зависну в этом состоянии?

Может, так и сделать?

Вернее, не делать ничего!

Не хочу туда возвращаться. Не хочу открывать глаза. Не хочу оказываться в той мерзкой реальности. В реальности, где доктор душит меня подушкой. В той самой реальности, где всем заправляет Король.

Не хочу!

Лучше останусь здесь. В этом пустынном ничто...

Но тонкая нить сама сокращается. То ли шарик спускается к воде, то ли, наоборот вода поднимается. И как только они соприкасаются, меня выталкивает на поверхность.

Открываю глаза. Мир тут же обступает со всех сторон.

Просторная комната без окон. Одинокая лампочка на потолке. Бетонные стены, каменный пол. Шкаф, стул, в углу унитаз с умывальником, кровать подо мной, а на ноге — браслет с длинной цепью.

Меня действительно притащили в какой-то подвал и заперли, посадили на цепь, как собаку.

За что? За что мне это?! По какому праву один урод распоряжается жизнями остальных людей? И почему все ему подчиняются?

И главное: что теперь делать?

Сажусь, спускаю ноги на пол, обшариваю карманы. Сотового, разумеется, нет. Пробую цепь на прочность. Крупные, тяжёлые звенья кажутся ненадёжными, но не получается даже погнуть.

Бросаю их, измеряю шагами комнату. Цепь даёт сделать лишь пять шагов. Этого хватает, чтобы дойти до унитаза, но до шкафа и двери я не достаю.

Чёрт! Хочется выть. Хочется биться башкой о стену, но я не позволяю себе этого. Держу себя в руках. Держусь!

Нет. Король не увидит меня в отчаянии, я не доставлю ему такого удовольствия. Пусть он подавится своей властью, чёртова мразь!

Металлическая дверь с шумом отворяется, и входит он — Райёру Сэйкэн, самозваный король, сволочь, что заперла меня здесь. В его осанке и во всей позе сквозит превосходство, он смотрит на меня с жадным, хищным интересом, а на губах играет полуулыбка.

Стереть бы эту улыбку ударом в челюсть, но не могу даже подойти, цепи держат. Могу только свирепо сверлить его взглядом.

— И вот ты вновь воскрес, уже третий раз за сегодняшний вечер, — говорит Райёру, но подходить не спешит. — Поразительная способность. Откуда она в тебе? Ты таким родился? Ты уже умирал прежде? Что ты чувствуешь, когда умираешь? Расскажи мне об этом.

— С какой стати мне тебе что-то рассказывать? — сквозь зубы цежу я, глядя, как он усаживается на стул. — И ты вообще понимаешь, что совершаешь преступление, запирая меня? В конце концов обо мне забеспокоятся и начнут искать. И твоя липовая корона тебе не поможет.

— Ты думаешь? — приторно улыбается Райёру. — И кто же будет тебя искать? Местные преподаватели? Твой дражайший отец? Да в ближайшие месяцы он о тебе даже и не вспомнит. А когда настанут зимние каникулы, мы можем написать ему письмо о том, что ты погостишь у друзей. Вы же никогда не общались. Он ведь и отправил тебя сюда, чтобы ты был подальше от него.

Сжимаю кулаки. Он прав. Всё так и есть. Отец не будет волноваться, если я не позвоню. Всё верно.

— Ну а местные преподаватели и администрация... — продолжает Райёру. — На них моя «корона» действует безотказно. И далеко не только на них. Я с детства умел подчинять людей, всегда безошибочно находил их слабые места. Уже в школе я набрал себе верных людей в свиту и вместе с ними пришёл сюда учиться. Этот институт — мой полигон. Как только окончу его, пойду дальше в политику. И ярые последователи пойдут со мной. Я, знаешь ли, щедр к тем, кто мне верен. Так что тебе выгодно преклонить колени и встать под мои знамёна добровольно.

В политику... Он пойдёт в политику? Этот монстр станет управлять жизнями миллионов? Какой же тогда воцарится беспредел! Даже думать об этом тошно.

— Что-то я уже начинаю путаться, — произношу я. — То ты меня крысой лабораторной кличешь, то под знамёна зовёшь. Ты уж определись.

— А что мне мешает изучать своего необычного вассала и соратника? И разве тебе самому не интересно, что ты такое? Или ты уже всё про себя знаешь, Кисэки*? Мне же можно так тебя называть?

Дёргаюсь, как от удара. Прищуриваюсь. Упрямо смотрю, не отрывая взгляда от этой паскудной физиономии.

— Конечно же, нет, — наклеивая на себя улыбочку, говорю я.

— Жаль. А вот я бы хотел, чтобы ты называл меня по имени. Меня никто никогда не называл по имени. Даже собственные родители. Наверное, только мать. Но это я помню плохо, она рано умерла. А вот отец и мачеха обращались только по фамилии. Кстати, ты не находишь, что наши ситуации схожи?

О чём он? Какие ситуации? При чём тут родители? И какого чёрта он хочет, чтобы я называл его по имени? Что городит этот мерзкий манипулятор? Чего он добивается?

— У тебя, как и у меня, — меж тем спокойно продолжает Райёру, — отец вечно занят. Он никогда не занимался тобой и только давал деньги на расходы. У тебя, как и у меня, не было близких друзей. У тебя, как и у меня, умерла мать. Правда, мачеха ещё не появилась, но, думаю, скоро появится. От своей я избавился очень быстро. Мне тогда было одиннадцать, ей — двадцать пять. И она была единственной, кого я не смог обаять, на неё просто не действовало моё очарование и харизма. Прямо как на тебя. Но, в отличие от идеального тебя, она была с гнильцой, и шантажом я вынудил её заняться со мною сексом. А потом подкинул грязь про неё отцу, и он вышвырнул новоявленную жёнушку. Больше у меня мачехи не было.

Зачем он мне всё это рассказывает? К чему ведёт? Пытается разжалобить? Расположить к себе? Ну не смешно же!

— Между прочим, ты первый, кому я это рассказываю. Так что цени, Кисэки.

— Ты что, в друзья мне набиваешься? — изумляясь собственной догадке, спрашиваю я.

— А что, если так? — встаёт Райёру и делает ко мне шаг.

— Интересные у тебя, однако, понятия о дружбе. Убить, запереть, на цепь посадить. Какая замечательная «дружба».

— Цепи — это вынужденные меры. Ведь ты же собирался убежать. Я прав? Что ещё может сделать человек, чью якобы-смерть видели? Не раскрывать же свою аномальную способность, ведь так? А я не хочу, чтобы ты ушёл от меня. Вот ничего другого и не оставалось, как запереть тебя. Но если ты сейчас встанешь на колени и признаешь мою власть, я тут же сниму с тебя цепи и выпущу из карцера.

Встать, значит, на колени? Власть твою признать? А по морде не хочешь? Зря подошёл!

Замахиваюсь, и в ту же секунду в шею будто бы вонзается сотня игл, боль сводит мышцы, всё тело пробивают судороги. Я перестаю соображать. На пару мгновений пустота колодца заменяет реальность. Когда же она возвращается, обнаруживаю, что Райёру тащит меня к кровати. Тело не подчиняется. Вообще не слушается.

— Ты тяжёлый, — говорит он, укладывая меня на матрас.

Затем достаёт из кармана чёрную штуковину, напоминающую фонарик, и поясняет:

— Электрошокер. Прости, иначе бы ты начал сопротивляться.

— Что ты собираешься делать? — хрипло спрашиваю я, наблюдая, как он пристёгивает мои руки и ноги к кровати. — Ещё раз убьёшь?

— Нет, просто кое-что проверю.

Райёру отходит к шкафу, что-то там берёт и возвращается с баночкой, пластырем и небольшим узким лезвием.

Скальпель? Ну понятно, что он сейчас проверять будет.

Король молча закатывает мне рукав выше локтя, брызгает на предплечье антисептиком, на свои руки, обрабатывает скальпель и уверенно касается лезвием моей кожи.

Внутренне сжимаюсь, но боль от пореза почти неощутима. Может, я просто ещё не отошёл от шокера? Или уже начинаю привыкать к боли? Не знаю. Молча лежу, смотрю, как постепенно прекращается кровотечение.

— Она не зарастает.

В сосредоточенном голосе Райёру улавливаю нотки растерянности и даже обиды.

— И не зарастёт, — отстранённо отвечаю я.

— Значит, ты умеешь воскресать, но даже пустяковую рану залечить не можешь?

— Не могу.

— Ясно.

Райёру обрабатывает антисептиком порез, накладывает марлю и аккуратно заклеивает бактерицидным пластырем. Всё это он проделывает мягко и бережно. И это пугает больше холодной жестокости.

— Вот видишь, — говорит он. — Я могу быть заботливым.

От такого заявления передёргивает сильнее, чем от шокера.

— Только твоя «забота» сродни заботе лаборанта о подопытных крысах.

— Возможно, я не умею её проявлять, — тихо говорит Райёру. — Как не умею и дружить. Я всегда только подчинял. Но, быть может, ты научишь меня? Присоединишься ко мне и научишь? Что скажешь, Кисэки?

Его пальцы касаются моих, медленно гладят, сам Райёру как-то странно смотрит на меня. От этого взгляда начинает знобить.

Сказать одно слово: «Да» — и он тут же снимет цепь и выпустит отсюда. Одно слово: «Да» — и я снова смогу учиться, одногруппники перестанут шушукаться за спиной, и мне не придётся оглядываться по сторонам в поисках угрозы. Одно слово: «Да» — и я стану его приспешником, возможно самым ценным, возьму ситуацию в свои руки, мне откроется блестящее будущее с грандиозными перспективами, ведь Король ходит по головам, а я буду рядом.

Одно слово — и я стану мразью. Той самой мразью, против которой выступил. Выступил ненамеренно, спонтанно, действуя на эмоциях, защищая невинного.

Одно лишь слово...

— Нет, — чётко произношу я и смотрю в лицо Райёру.

Оно черствеет, мягкие до этого черты заостряются. И я понимаю: это злость. Самая настоящая злость. Не притворная, не наигранная, а настоящая эмоция. Его губы сжимаются в нить, а в глазах разгорается какое-то сумасшедшее пламя.

— Мне надоело уговаривать, — шипит Райёру, склоняясь надо мной. — В конце концов, ты связан и не можешь сопротивляться. Я просто возьму тебя!

Одним взмахом скальпеля он разрезает мою рубашку, распахивает её, касается ладонями обнажённой груди.

— Я возьму это бессмертное тело прямо сейчас!

Сердце вздрагивает и замирает. К горлу подкатывает ком. Липкий и противный. В такой же ком скручивается и желудок.

Нет. Только не это!

Я смотрю, как Райёру сдёргивает с меня штаны, как срывает бельё, и не могу вымолвить ни слова. Не могу даже вдохнуть. В голове только одна мысль.

Нет!

Только не это!

Он рывком раздвигает ноги, засовывает в меня пальцы, разрывает болью, а потом...

Потом...

Я кричу. Дёргаюсь и кричу, а он вдалбливается в меня всё сильнее и сильнее. С каждым толчком входит всё глубже, будто желает нанизать, пронзить насквозь.

Эти минуты длятся вечность.

Но вечность всё же заканчивается.

Я лежу обессиленный, чувствую, как внутри всё горит огнём, как из задницы вытекает сперма, а ещё чувствую его прикосновения. Легко, едва уловимо Райёру гладит мою грудь, касается губами лица.

— Больно? — с притворной лаской спрашивает он. — Отдохни, Кисэки. И подумай над своим поведением. Завтра я приду снова и, надеюсь, услышу правильный ответ.

Король облизывает мои губы, расстёгивает зажимы на руках и ногах и уходит.

А я лежу.

Смотрю в потолок.

Впервые я жалею о том, что не умею умирать.




* Японцы обычно обращаются друг к другу по фамилии, кроме таких ситуаций, как, например, в разговоре между близкими друзьями, родственниками. Обращение к японцу просто по имени считается грубым и неприличным.


Предыдущие главы:
1, 2, 3

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 3

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

3

Состояние смерти — странное состояние. Оно не раз снилось мне. И там, во снах, оно приходило пустотой. Пустотой, которая окружала со всех сторон, отнимая зрение, слух, все ощущения. Лишь сознание одиноким воздушным шариком висело в непроницаемом ничто.

Сейчас я по-прежнему ничего не вижу и не слышу, по-прежнему вокруг пустота, но ощущаю каким-то иным, доселе неведанным органом, что эта пустота конечна. Замкнута. Как сосуд, как колодец, на дно которого капает вода. Я и есть этот колодец. Я и есть эта вода. И шарик-сознание, что висит на ниточке, тоже я.

Тяну за ниточку, подтягиваю себя к себе и будто бы сквозь толщу воды слышу голоса. Они знакомы.

Напрягаюсь, прислушиваюсь и наконец разбираю слова.

— ...Невероятно! — хрипит первый голос, и я узнаю доктора Моринуму. — Этого просто не может быть!

— У вас два снимка, доктор, — звучит второй голос, властный и глубокий — голос Короля. — Снимок, фиксирующий картину два часа назад и сейчас. Но даже и без снимка видно, что рана затянулась.

— Это нонсенс... Аномалия... Нужно немедленно...

— Вы никому об этом не расскажете.

В голосе Короля звучит сталь. Сталь, обёрнутая бархатом.

— Райёру... — неуверенно начинает Моринума.

— Сейчас вы, доктор, подготовите отдельную палату для Хиноды и оформите все необходимые документы, чтобы все считали, что он тяжело болен, и не смели его тревожить. А после поможете мне перенести его в подвал.

Какой ещё подвал? Что он собрался делать?

— Что всё это значит, Райёру? — возмущается Моринума.

— Вы сделаете всё, как я сказал, и тогда я, так и быть, позволю вам его изучать, — тихо говорит Король, и каждое слово подобно удару молотка, что вбивает гвоздь в ладонь. — Иначе уже завтра станет известно о ваших милых играх со студентами. И всплывут подробности о безобидном с виду порошке. Думаю, что после этого никто не поверит вашим словам про чудо-человека. Да и работу в ближайшие годы найти будет сложновато.

Моринума молчит.

Почему он молчит? Или я просто не слышу ответ? Что происходит?

Желание всё выяснить подхлёстывает меня, я напрягаюсь, и мир вокруг, ограниченный до этого только звуками, проступает контурами, набирает цвет, обретает ощутимую материальность и запахи.

Я обнаруживаю, что лежу в больничной палате, запястья и лодыжки примотаны медицинским пластырем к кровати, доктора нет, а на стуле сидит Райёру. Король.

Впервые вижу его так близко.

Он всего на два года старше меня, но от него исходит такая мощная аура властности, что её ощущаешь кожей. Она просто подавляет. Теперь понятно, почему ему достаточно одного взгляда, чтобы подчинить.

Только со мной номер не пройдёт. Не позволю запугивать и давить на себя. Почему я вообще связан? И куда, в конце концов, делся Моринума?

— Хинода Кисэки, — медленно, будто бы смакуя моё имя, выговаривает Райёру. — Знаешь, ты заставил меня попотеть. Нечасто такое случается.

Он встаёт со стула и подходит к кровати.

Поговорить решил? Что ж, пусть говорит. А вот от меня он мало чего добьётся.

— У каждого человека есть слабости, грязные тайны, страхи, которые можно использовать для манипуляции, — неспешно говорит Король. — Когда ты только появился здесь, ты ничем не заслуживал особого внимания: среднестатистический сын среднестатистического успешного бизнесмена — ничего особенного, тут таких полно. И если бы ты принял правила и пришёл на поклон, то я бы через пять минут забыл о твоём существовании. Но ты две недели игнорировал правила, а уж после случая на лестнице, когда ты помешал одному приспешнику выслужиться передо мной, я приказал собрать информацию. И выяснилось, что ты идеален. Информаторы не нашли никакой грязи, которую бы ты скрывал от близких людей, да и близких отношений у тебя в последнее время ни с кем не было. Не на что давить, нечем шантажировать. Таких, как ты, можно приструнить только силой. Что я и приказал сделать. И вот ведь какая удача: выяснилось, что у тебя всё же есть тайна. И какая тайна!

Райёру резко наклоняется, нависает надо мной.

— Что ты за существо? — шепчет он. — За сегодняшний вечер тебя убивали дважды. И ты без проблем восстановился в какие-то считанные часы. Что это? Откуда оно в тебе?

Смотрю в лицо Короля, в его сосредоточенные холодные глаза, в глубине которых плещутся интерес, жадность и зависть. Они сплетаются в нечто единое, рождая какого-то монстра.

— И что тебе даст моя тайна? — усмехаюсь я. — Будешь шантажировать, что всем расскажешь? Иди, трепись — тебе всё равно не поверят. Потому что такого не бы-ва-ет.

— Шантажировать? — Райёру качает головой. — Мне ни к чему тебя шантажировать, Хинода. И уж рассказывать о тебе кому-то я точно не собираюсь. Я тебя запру, как подопытную крысу. И буду изучать. Доктор Моринума, кстати, любезно согласился мне в этом помогать.

Я напрягаюсь, вспоминая разговор Короля с доктором.

Неужели правда? Неужели не блефует? Да нет же. Не может он живого человека где-то запереть. Ну не может!

Нет у него такой власти!

— Ты блефуешь, — говорю я. — Просто пытаешься меня запугать, пока Моринума не пришёл, но он скоро придёт и...

— И что? — ухмыляется Райёру. — Ты правда считаешь, что он тебе поможет? Освободит? Кажется, Хинода, ты не уловил самого главного: здесь я Король и все подчиняются мне. И уж наш доктор Моринума, любитель сладеньких мальчиков, не исключение.

Райёру улыбается. Он уверен в себе и, кажется, не врёт. А я... Я начинаю понимать, что попал. Вляпался по полной.

Дверь тихо отворяется, и в палату входит доктор. Он старается не смотреть на меня.

— Отдельная палата для Хиноды готова, и все бумаги тоже, — бесцветным голосом говорит Моринума.

— Вы уверены, доктор, что в палату никто не будет заглядывать? Персонал и прочие? — спрашивает Райёру. — Они будут весьма удивлены, не обнаружив тяжелораненого на месте.

— Я за этим прослежу.

— Вы хорошо потрудились, доктор Моринума. Теперь давайте перенесём Хиноду в подвал, — будничным голосом говорит Король и добавляет: — Убейте Хиноду.

Сердце замирает.

А Моринума впервые поднимает на меня ошарашенный взгляд, а затем переводит его на Райёру.

— Зачем? — шепчет он.

— Так его легче переносить, — объясняет Райёру. — Он не будет сопротивляться. Да и это станет началом изучения феномена. Не бойтесь, доктор, — Король берёт подушку и протягивает её тому. — Через пару часов он снова воскреснет. Ведь это даже как-то не по-настоящему, когда знаешь, что вскоре он оживёт. Так что нечего бояться.

Подушка оказывается в руках доктора, и тот делает нервный шаг.

А я смотрю, смотрю в его лицо с надеждой, с мольбой. Ведь доктор предлагал помощь. Он обещал помогать. Он... Неужели сделает это? Неужели?..

Доктор делает второй шаг, третий, на четвёртом срывается и бежит ко мне.

Нет! Пожалуйста, нет!

Не надо!

Но пластырь держит руки и ноги, и подушка падает сверху удушливой темнотой.



Предыдущие главы:
1, 2

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 2

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор: Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

2

Прошла почти неделя с того дня, как я спас Хицудзи. Слухи об этом распространились моментально, и однокурсники перестали со мной разговаривать, боясь привлечь к себе внимание Короля. Только Усукори продолжает общаться. Больше ничего не происходит, Король не спешит с «наказанием». И это напрягает. Он что, решил помучить ожиданием, чтобы потом удар вдвойне больнее показался?

Дурдом, а не институт. Сваливать отсюда надо. Сейчас уже не получится, придётся перетерпеть до конца триместра. Не знаю, как здесь продержусь, но продержаться нужно. Сама учёба не сложнее обычного, но вот обстановка... Эти дурацкие правила, Король... Я постоянно чувствую себя под прицелом. На занятиях сосредоточиться не могу. Вот и в библиотеке просидел бог знает сколько, потому что никак не мог сконцентрироваться на статье.

Выхожу в коридор. Здесь ни души, белые лампы высвечивают блики на полу и окнах. На улице темно, идёт дождь. Он заливает стёкла, и вода бежит беспрерывным потоком. Торопливо сбегаю по ступеням, представляя, как сейчас придётся нестись в общежитие, а зонта-то нет. Спускаюсь на третий этаж и тут кожей, нервами ощущаю, что кто-то подходит сзади. Инстинктивно группируюсь. И вовремя.

Сильный толчок в спину бросает меня вниз, на рёбра ступеней. Хищный камень врезается в тело, я качусь, кувыркаюсь и безвольно шмякаюсь на площадку между этажами. Боль вгрызается в меня, заполняет каждую клеточку. Перед глазами белёсый шум, а воздуха не хватает даже на вдох, не то что на крик.

Вот, что ждало Хицудзи. Будь он на моём месте, лежать бы ему со сломанной шеей. А я вот жив. Жив.

Только бы не потерять сознание.

Меня подхватывают в четыре руки, припирают к стеклу. Перед глазами появляется усмехающееся лицо Кёды.

— Хинода Кисэки, за неповиновение Королю ты будешь наказан, — будто сквозь вату слышу я. — Генхая.

Лицо Кёды сменяется лицом стриженого пацана. Лицо в синяках и ссадинах. Лицо сосредоточено и озлоблено.

Секунда промедления, а потом я получаю удар в живот. Потом ещё и ещё. Меня бьют ногами. Яростно и жестоко. С каждым новым ударом теряю чувствительность и уже почти ничего не ощущаю. Только тупые толчки.

Нормальный человек уже давно бы потерял сознание. Нормальный человек уже, возможно, испустил бы дух. А я держусь. Вишу в руках палачей и держусь.

Нет, больше не вишу. Сползаю по стеклу, как вода за окном.

— Достаточно, Генхая, — слышу далёкий голос Кёды. — Ты доказал, что достоин стать приближённым. Я сообщу о тебе Королю.

Неужели это всё? Неужели это конец пыткам?

Но меня снова вздёргивают, поднимают за грудки, и я опять вижу лицо Генхаи. Теперь оно искажено безумием ликования.

— Слышал, придурок? — орёт он. — Меня взяли в свиту! И я тебя урою, козёл, потому что из-за тебя!..

Генхая ревёт бешеным вепрем и со всего размаха толкает меня в окно.

И оно не выдерживает.

Я слышу треск. Отчётливый, громкий треск. Этот звук подобен грому. Он заполняет собой всё слышимое пространство. Стёкла режут меня. Я режу воздух.

Так уже было однажды. В пять лет. Я помню. Было.

Меня уже кидали в окно, я расшибал собой стекло, падал. И точно так же, как сейчас палачи, кто-то смотрел на меня и тогда. Я знаю — это было на самом деле. Только вот лицо того, кто смотрел, никогда не мог вспомнить.

А сейчас вспоминаю.

Лица палачей странным образом соединяются в одно — в лицо отца.

Он разозлился тогда на что-то и в ярости швырнул меня в окно.

Он убил меня.

Первый раз.

Хотя мама рассказывала, что я родился уже мёртвым, а потом произошло чудо.

Чудо...

Глухой удар обрывает мысли. Жду тишину, жду пустоту, в которой висел в тот, в первый раз. Но она не приходит. Впрочем, боль тоже не спешит.

Я умер и одновременно с этим жив.

Мир становится тусклым, серым, каким-то двухмерным с красными контурами предметов. Дробь дождя, шершавый асфальт, лужи — всё это я не чувствую, скорее осознаю. Я осознаю, что у меня перелом позвоночника, что повреждена печень и порвано несколько артерий. А ещё осознаю, что позвоночник срастается, разрывы печени и артерий затягиваются, заживают.

Сказочная регенерация? Самоисцеление? Чудо?

В тот раз было по-другому. И я не знаю, понятия не имею, что со мной происходит. Не знаю, почему я такой.

Я просто таким родился.

Я жив и в то же время мёртв.

Для тех, кто сейчас стоит и смотрит из окна, я мёртв наверняка. Нужно немного подождать. Подождать, чтобы они ушли. Ведь не будут же они вечность на меня глазеть. Нужно подождать, а потом встать и уйти отсюда, послать всё это к чертям собачьим: институт, отца — всё к чёрту! Уеду куда-нибудь подальше, залягу на дно. Мне нужно время, чтобы понять, что делать дальше, чтобы разобраться в себе. Мама всегда ограждала меня, она хранила меня, как ангел, и благодаря этому я думал, что могу жить нормально. Но её не стало — и всё рухнуло в одночасье.

Может, потом, когда разберусь, когда пойму сам себя, смогу жить как прежде. Кто знает. Сейчас же нужно просто уйти из этого дурдома под названием институт.

Шевелю пальцами рук, проверяя, слушаются ли, переворачиваюсь на бок, встаю на колени и, наконец, медленно поднимаюсь. Тело ещё тяжёлое, ватное, мир вокруг не до конца восстановил свою цветность, но я могу идти. И я иду. Бреду сквозь дождь по лужам, и мне уже на всё плевать. Одна лишь мысль в голове: выбраться отсюда.

Из-за дождя и неполадок со зрением не сразу замечаю их — компанию своих палачей. Они стоят под навесом, смотрят на меня, и изумление в их глазах мешается со страхом. У всех, кроме одного.

Кроме Короля.

В его глазах плещется интерес.

И от этого меня пробивает озноб.

Разворачиваюсь в надежде успеть убежать, но тут дождевую пелену разрывает вопль Генхаи. Слышу его топот, вижу, как он несётся ко мне с битой в руках, а затем слышу гулкий удар.

И на меня наваливается тишина. Абсолютная, непроницаемая тишина.


Предыдущие главы:
1

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Последняя капля — 1

[Yueda]

Название: Последняя капля
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, миди, в процессе
Жанры: Ангст, драма, мистика, психология, философия, даркфик, POV, учебные заведения
Предупреждения: Насилие, изнасилование
Саммари: Этот институт — территория абсурда, где всем заправляет самопровозглашённый Король. Он установил свои порядки и законы. Он контролирует всех ложью, страхом и силой. Здесь его учебный полигон перед стартом в большую жизнь. А я... Я просто случайно помешал его людям убить одного мальчишку. В отместку они убили меня.
С этого всё и началось.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой

Я — прохудившийся сосуд,
Мне не носить воды.
Из моих трещин струи льют
Беды.
(с) Преслер М. aka Mari-ka

1

— Ну как, Хинода, ты уже освоился? Привык к новой обстановке? — спрашивает доктор Моринума.

Я киваю в ответ.

— Да, немного.

— Наверное, сложно менять учебное заведение, да ещё и посреди года. К тому же, насколько знаю, ты никогда прежде надолго не покидал родной город.

Доктор улыбается радушно, заботливо, но мне почему-то хочется отодвинуться от него. Странное желание. Возможно, он просто слишком близко подошёл. Так близко, что я могу рассмотреть красные прожилки в уголках глаз и проступающие морщины на молодом лице. Но он печётся обо мне, хотя и не обязан.

— Всё нормально. Я справляюсь, — бодро отвечаю я.

Как бы мне хотелось самому в это верить.

До прошлой зимы и правда всё было нормально. У меня была любимая и любящая мама, школьные приятели, я поступил в престижный институт, там появились друзья, девушка. Только отец по-прежнему оставался в стороне, но к этому я давно уже привык. Он солидный бизнесмен с громким именем и человек весьма занятой. Виделись мы довольно редко, в моей жизни и воспитании он практически никак не участвовал. Правда, полтора года назад, когда я выбирал вуз, отец предлагал этот институт, но мама забраковала, сказав, что он слишком далеко и у нас в городе есть не хуже.

Всё было нормально. Всё было хорошо.

Было.

Зимой я узнал, что мама больна. Ни отцовские деньги, ни связи не помогли, и, несмотря на всё лечение, в апреле она умерла. Я больше месяца не мог прийти в себя. Всё казалось, вот приду домой, а она там, сидит, ждёт меня, как обычно.

После её смерти всё как из рук посыпалось.

Девушка, которую я считал своей, изменила мне с другим. Друзья оказались не друзьями, а подхалимами, которые подбивали клинья к сыну богатея. Мне хотелось разорвать ком неприятностей, убежать, поэтому, когда отец предложил перейти в этот институт, я согласился.

Институт находится в живописной местности далеко от городов, так что, можно сказать, почти закрыт, и все студенты здесь живут в общежитии. А ещё он хоть и небольшой, но очень престижный. Все студенты, выпускающиеся отсюда, становятся видными бизнесменами и политиками. Так что отцу пришлось потрудиться, чтобы перевести меня сюда.

И вот, начиная с первого сентября, две недели я учусь здесь.

Думал, что раз здесь все такие же, как я, сыночки богатеньких папаш, то никто не станет заискивать передо мной, никто не предложит лживую дружбу и я смогу найти настоящих друзей.

Только оказалось, что здесь ещё хуже, чем там.

— Что ж, — говорит доктор Моринума и треплет меня по плечу, — если всё нормально, то хорошо. Но если что-то случится, не стесняйся, обращайся за помощью.

С чего бы ему вздумалось помогать, не знаю, но от помощи не отказываюсь, благодарю и вежливо прощаюсь с доктором. Он скрывается за поворотом, а я иду по уже опустевшему коридору в надежде успеть в столовую на ужин, пока там ещё что-то приличное осталось. Буквально через пять шагов меня ловит Усукори.

— Что Моринума от тебя хотел? — спрашивает он, хватая за руку.

Вообще, не люблю, когда хватают или трогают лишний раз, но Усукори я прощаю. Он мой друг. Мы учимся с ним в одной группе и живём в одной комнате. Именно он пошёл первый на контакт и рассказал мне про местные правила.

— Ничего не хотел, — отвечаю я. — Спрашивал, как освоился, в случае чего, помощь предлагал.

На лице Усукори сменяется гамма эмоций.

— Ты такой наивный, как будто бы вчера родился, — качает он головой.

— При чём тут наивность?

Я правда не понимаю, что плохого в том, чтобы предложить студенту помощь, поэтому гримасничанья Усукори и его вздохи немного раздражают.

— В общем, будь начеку с этим доктором. Хорошо? — уклончиво отвечает Усукори. — Лучше скажи: ты к Королю на поклон ходил?

— Нет, — резко отвечаю я, потому что тема с Королём раздражает ещё сильнее.

Лицо Усукори становится резко серьёзным. Ни тени улыбки.

— Хинода, — переходит он на шёпот, потому что мы начинаем спускаться по лестнице в холл, где ещё полно людей, — ты, похоже, неприятностей на задницу хочешь? Я тебе уже давно говорил: сходи на поклон. Тебе что, сложно? Ты переломишься от этого? Хочешь узнать на себе, что такое гнев Короля? Так вот послушай опытного человека, который тут уже второй год варится: не зли Короля.

Непроизвольно стискиваю зубы.

Райёру Сэйкэн — самопровозглашённый местный король. Видел я его пару раз издалека. Парень как парень, даже ведёт себя не очень заносчиво. В общем, обычный наследник богатого отца, на два года меня старше. Но он держит в руках весь институт: всех студентов, преподавателей, даже администрацию вплоть до директора. Он контролирует всё! Как он смог этого добиться, не знаю. Усукори рассказывал, что началось всё с дисциплинарного комитета, который Райёру то ли возглавил, то ли создал с нуля на первом курсе.

Так как этот институт удалён от городов и практически закрыт от внешнего мира, так что реально куда-то выбраться можно только на выходных, да ещё к тому же выпускает высших управленцев, то девушек тут весьма мало. Девяносто семь процентов студентов — парни. Молодые здоровые парни, у которых амбиции играют, а гормоны им подыгрывают. Поэтому дисциплина всегда была проблемой. Споры, ссоры, драки — обычное дело. И когда Райёру предложил создать комитет, администрация и преподаватели восприняли это с радостью. И он создал. Набрал в команду помощников и действительно начал контролировать дисциплину. Когда администрация поняла, что вместо комитета имеет превосходно организованную банду, было уже поздно. Король контролировал всё и всех. В сети своей харизмы он смог поймать многих. Многие встали за него стеной и устроили натуральное восстание, когда администрация попыталась вернуть утерянную власть в свои руки. Тех же, кто не поддавался его обаянию, Король запугивал или шантажировал. К каждому он умел найти подход.

Его диктатура длится уже четвёртый год. Четвёртый год он держит в руках весь институт. Церемония поклона — разумеется, его нововведение. Она проходит весной, первокурсников сгоняют в одно помещение и знакомят с местными правилами и законами, вынуждая признать себя вассалами Короля. Но я в этот сумасшедший дом приехал только сейчас, осенью, поэтому мне нужно идти на поклон персонально.

Вот только трясёт меня от всего этого. Так трясёт, что я, боюсь, вместо поклона Королю под ноги плюну.

В общем, даже думать про это не хочу.

— Хинода, ты меня слышишь? — шипит в ухо Усукори.

— Слышу.

— Раз слышишь, то сегодня, вот прямо сейчас, пойди к Королю, попроси аудиенции. Расскажи, что не мог прийти раньше, что не в теме был, растерялся и... Короче, наплети что-нибудь. И всё. С этого момента ты можешь быть спокоен. Король не трогает тех, кто ему не мешает. Ты меня понял?

— Понял, — говорю я, а сам приглядываюсь к лестнице, мимо которой мы сейчас проходим.

На ней стоят два парня. Один высокий, длинноволосый. Я знаю, что он пятикурсник, что его зовут Кёда и что он из свиты Короля. Другой — незнакомый, коренастый, коротко стриженный. Он о чём-то воодушевлённо говорит Кёде. Тот лениво слушает, потом жестом затыкает крепыша и мотает головой в сторону проходящего мимо них мальчишки-первокурсника. Я точно знаю, что он первокурсник, сталкивался уже с этим большеглазым пацаном в столовой, разговаривали. Даже фамилию знаю — Хицудзи.

Крепыш энергично кивает и разворачивается к первокурснику.

И тут я понимаю, отчётливо понимаю, что сейчас будет. Что Кёда приказал сделать этому стриженому!

Сейчас, на глазах у всех, он столкнёт Хицудзи с лестницы. Просто столкнёт, и никто ему ничего не скажет, не сделает.

Что это? Очередной ритуал? Проверка на вшивость? Посвящение? Понятия не имею! Зато точно знаю, что, если Хицудзи упадёт с этой лестницы, он может не встать. Он может запросто свернуть себе шею!

В одно мгновение оказываюсь на середине лестницы и в последний момент успеваю остановить руку стриженого. Руку, которая уже почти схватила мальчишку. Стриженый смотрит на меня непонимающе, а потом глаза его наливаются гневом.

— Ты чего? — шипит он, пытаясь вырвать руку, и даже не понимает, что я его от возможного убийства спас. Придурок!

— Ничего, — в ответ шиплю я и отталкиваю его.

Он отлетает к перилам, со страхом смотрит на Кёду. А я на Кёду не смотрю. Я подталкиваю Хицудзи в спину и шепчу ему:

— Беги давай.

Хицудзи срывается, будто ветром подхваченный. Я тоже стараюсь побыстрее спуститься. Случайные свидетели смотрят на меня украдкой и быстро отводят глаза. Только два человека не отводят.

Первый — Кёда. Его тяжёлый взгляд чувствую затылком.

Второй — Усукори. Он смотрит на меня с выражением полной растерянности, смотрит как на обречённого.

— Ну ты и дурак... — говорит он и замолкает.

Я и сам понимаю, что дурак. Но сделанного не воротишь.

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мистика, Ангст, Драма, В процессе, Миди, Психологический рассказ

---

Море и ветер танцуют бурю

[Yueda]

Название: Море и ветер танцуют бурю
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, мини, закончен
Жанры: Слэш (яой), романтика, психология, повседневность, POV
Предупреждения: Инцест («юридический», не кровный), джапанреал
Саммари: Жизнь, как погода на море, постоянна в своей изменчивости. Взлёты и падения, штили и штормы. Здесь очень важно найти попутчика и, если встретил, нашёл его — того самого, единственного, — не отпускать. Как не отпускают друг друга море и ветер, танцуя бурю.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой.

Море и ветер танцуют бурю

Море шипит у самых ног, шуршит, ворочая мелкие камешки. Ещё тёплое, но уже неприветливое осеннее море.

Я стою один. Чуть дальше есть нормальный пляж, пригодный для отдыха, туда-то и ходят купаться местные жители. Сюда же редко кто заглядывает даже в самый разгар лета. Здесь слишком неуютно. Узкая полоса берега, усыпанная мелким каменным крошевом, а дальше крутой откос вздымается вверх над морем примерно на три дзё*. Но я всегда любил это место, оно завораживало, пробуждало ото сна фантазию. В детстве каждый раз, как приезжал к бабушке в гости, первым делом бежал сюда: пробегал можжевеловую рощу, спускался по опасной тропинке и оказывался здесь — в своём особом мире. Море, небо да камни — вот и всё, но для меня это была бесконечность. Именно здесь я придумывал свои истории и именно здесь, сидя на валуне, написал первый рассказ. Это место давало мне силы, новые идеи, новые смыслы. Здесь, именно здесь пять лет назад я восстанавливал себя по кусочкам, здесь же успокаивался, смирялся с неизбежным. Я возвращался сюда бесчисленное количество раз и только два последних года не появлялся.

Да, два года...

Носком начищенного ботинка подковыриваю ближайший камешек и пинаю. Он летит и с коротким плюхом тонет в воде. Волны облизывают ботинки. Спокойные, тихие волны. И небо над головой ясное, и ветра нет, но меня не обманешь. Я вижу, знаю: там, за линией горизонта, собираются тучи, они несут с собой грозу, быть может, последнюю в этом году. А тишина, что царит вокруг, не тишина — затишье. То самое затишье, которое обрывается слепящей молнией и шквальным ветром.

Буря. Она идёт. У неё нет цели достичь берега, она просто идёт по морю. А я слушаю его — море. Слушаю его голос, мягкий и глубокий, ловлю смену интонаций, прислушиваюсь к далёкому, едва ощутимому низкому рокоту. Настраиваюсь на его ритм, подстраиваюсь под него, вхожу в резонанс и чувствую, что моё собственное внутреннее море начинает оживать. Медленно, тяжело, болезненно, будто бы отходит от глубокого наркоза. Но тем не менее оживает.

Моё море...

Когда я стал сравнивать себя с ним? В каком возрасте понял, что моя фантазия, моё творческое «я», моё творящее начало подобно этой стихии? Оно текуче, подвижно и постоянно, но также отзывчиво к изменениям внешнего мира. Эмоциональные встряски, победы, провалы, радостные события и горе — всё это штормовыми ветрами будоражило, вздымало волны. Даже вскользь оброненная случайная фраза или мимолётная картина могли пройтись по моему морю лёгким бризом, рождая мысли, идеи, образы, сцены, которые после обязательно находили воплощение в рассказах, повестях и романах. Но и в полный штиль море жило, глубинные течения не давали ему застыть на месте, бурлили волшебством созидания. И окружающие люди всегда поддерживали меня. Сначала родители, которые не мешали писать, не ругали за такое увлечение, а стали первыми слушателями, читателями. А после — Мива. Моя звёздочка, муза, мой вечный ветер, самый близкий и надёжный друг. Моя первая жена. Вместе мы прожили девять лет, и это время было волшебным. Если бы не она, то мир так бы и не узнал имя Мидзуно Наои.

Я встретил её жарким весенним днём в душной библиотеке Киотского университета: улыбчивая, спокойная, рассудительная, она очаровала меня с первых минут знакомства. И с тех пор всегда была рядом. Это именно она, сильная и пробивная, поддерживала, вселяла уверенность в скромного и застенчивого паренька, убеждая отнести рукопись в издательство. И только благодаря её настойчивости одиннадцать лет назад вышла моя первая книга. Это она, эмоциональная и отзывчивая, больше всех переживала и радовалась, когда я стал лауреатом премии Акутагавы**. Это она, добрая и терпеливая, плакала, когда я делал ей предложение. Она не вторгалась в мой мир, не заполняла его, не пыталась разделить на двоих. Нет. Мива просто любила мой мир, моё море. Она стала ветром для меня. Вечно реющим над волнами ветром. Она придавала мне силы, и я просто не мог не творить, не мог не писать. Мой талант раскрылся, я стал известен, книги расходились миллионными тиражами, их переводили на другие языки, аудиокниги, которые сам же вначале записывал и выкладывал в интернет, пользовались бешеной популярностью. Многие спрашивали, в чём секрет моей работоспособности, таланта, стойкости, что даже от неудач не ломаюсь. А у меня не было никакого секрета. Мива и море — вот и всё. А ещё любовь к работе.

Но пять лет назад я проклинал свой дар, ненавидя себя за неубиваемую тягу писать.

Тогда у Мивы обнаружили рак. Четвёртая стадия. Необратимо, неоперабельно. Она угасала, медленно таяла. Всё то время, когда Мива была в сознании, я сидел возле неё, ухаживал, а когда засыпала, писал. Как одержимый, как сумасшедший. Меня разрывало, выворачивало наизнанку от горя, море гнал ураган, руки дрожали, глаза застилали слёзы, но я не мог остановиться — я писал! Выплёскивал всю боль, всю злость, всю любовь, что жила внутри, я кричал этим текстом. А потом читал Миве. Она просила, чтобы я ей читал. Так и умерла, слушая мой голос.

Я назвал книгу «За пределами грозы» и честно думал, что она станет последней, что никогда больше не смогу писать, что умер вместе с Мивой, что море исчерпалось до дна. Мне было плевать на всё: я запустил себя, оставил работу в университете, оборвал связи, уехал сюда, к морю, часами сидел, глядя на него, а ночами... ночами писал. Нет, я не мог изменить себя, внутреннее море жило, билось во мне, хлестало волнами, изливаясь на бумажные страницы и экран монитора горечью, отчаянием и невыносимой печалью. Иногда сюда приезжали друзья и люди из издательства, я о чём-то разговаривал с ними, заполнял какие-то бумаги. И когда через год узнал, что стал лауреатом премии Номы***, то был шокирован, но никакой радости не испытал.
А ещё через год ко мне обратились с предложением экранизировать «За пределами грозы». Я не возражал. Я уже пришёл в себя, боль хоть и осталась, но притупила зубы, я даже вернулся в университет и вновь преподавал. Поэтому когда меня попросили озвучить закадровый голос, я согласился. Согласился ради своих читателей, что полюбили мой голос ещё с тех древних аудиозаписей.

И вот с этого момента начался очередной виток моей жизни.

Я стал чаще бывать в студии и там познакомился с Сано Рико. Яркая, подвижная, энергичная и очень талантливая, она играла одну из второстепенных ролей в фильме. Я чем-то привлёк её, и мы начали общаться. Мы подолгу разговаривали, гуляли вместе после съёмок, она казалась интересным собеседником, увлекалась японской и зарубежной литературой, очень хорошо разбиралась в современном кинематографе, вела блог, посвящённый кино. Я, затворник, никогда прежде близко не общался с подобными людьми, всегда держался от них в стороне, и тогда... тогда Рико полностью захватила моё внимание, всего меня. Я и не заметил, как сделал ей предложение. Думал, что с этого начнётся новая жизнь, что обрету счастье и море вновь окрасится светлыми тонами радости.

Но ошибся.

С момента нашей женитьбы и по сей день я не написал ни слова. Два года море молчит. Два года мой мир был заполнен Рико до краёв. Она таскала меня повсюду: путешествия по свету, вечеринки, творческие встречи с фанатами, конференции, бесконечные званые обеды кинозвёзд... В этой круговерти яркой мишуры я растерял себя. Моё море… Нет. Всё это время оно всё ещё было со мной, но его будто бы налили в аквариум и выставили напоказ: ни дуновения ветерка, ни глубинных течений — ничего.

Как странно, что я осознал это только сейчас.

Сорок девять дней прошло с гибели Рико в автокатастрофе, несколько часов назад я опускал урну с её прахом в могилу. И вот стою здесь. Стою и чудовищным образом не ощущаю ни горечи, ни боли утраты — ничего такого.

Зато чувствую, как дышит моё море. Дышит, разгоняет воды течениями, пробуждает волны и всё прибывает, заполняя меня до краёв. А стекло аквариума дрожит, вибрирует, идёт мелкими трещинами под натиском воды и наконец лопается!..

Море. Живое вечернее море. Где-то там, за горизонтом, гроза. Вдыхаю её запах полной грудью. Я бы мог так простоять ещё несколько часов, просто слушая, любуясь, наслаждаясь. Но ночь не ждёт, неумолимо гонит прозрачный вечер прочь. Чуть-чуть замешкаешься — и окажешься в непроницаемой темноте.

Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к тропинке, карабкаюсь наверх, цепляясь за редкие кусты. Каким-то чудом без остановок умудряюсь взобраться на откос и только здесь позволяю себе перевести дух. Долго стою, уперев руки в колени. Всё-таки давно уже не мальчик, мне почти сороковник, годы берут своё. Выпрямляюсь и замечаю свет фонарика. Он приближается.

Это Кадзэки вышел меня искать. Больше некому.

Иду навстречу, машу рукой.

— Вас долго не было, и я забеспокоился, — серьёзно говорит он, когда подхожу к нему. — Боялся, что вы можете споткнуться в темноте.

— Всё в порядке, я тут каждый камешек знаю, — киваю я. — И давай уже на «ты». Всё же мы родственники.

Он сменил строгий траурный костюм на пижонскую куртку и джинсы. Так ему гораздо лучше, и красные пряди в волосах теперь не кажутся вульгарными. Он всегда был таким. Впрочем, я совсем не знаю его.

Кадзэки — сын Рико от первого брака, а теперь и мой сын****. Ему уже скоро исполнится двадцать пять, он закончил тот же факультет, что и я когда-то, и недавно устроился переводчиком в какую-то фирму. Я познакомился с ним уже после свадьбы и за все эти два года видел от силы раза четыре. Несмотря на свою яркую, претенциозную внешность, парень был молчалив и угрюм, всё время скрывал глаза под отросшей чёлкой, да и энергетикой от него веяло какой-то особой, напряжённой. С матерью он не ладил, да и я, кажется, никогда ему не нравился. Хотя и не понимал почему. Я не давал повода для неприязни, всегда был дружелюбен, но Кадзэки не общался ни со мной, ни с Рико. И вот сегодня после поминок, когда я решил уехать сюда, к своему морю, Кадзэки неожиданно попросил поехать. Я удивился и даже обрадовался. Всё же мы какая-никакая, а семья.

В молчании доходим до дома. Но это молчание, вразрез всем тем редким встречам, не давит, не угнетает, хотя Кадзэки по-прежнему напряжён. Он напоминает скрученный в комок ветер, бушует, рвётся наружу, но не может разорвать путы. Хотя возможно, это просыпающаяся ото сна фантазия рисует непонятные образы, накручивая почём зря.

Скидываю ботинки и пиджак, прохожу в гостиную. Здесь тепло, Кадзэки включил обогреватели.

— Будешь пить? — оборачиваюсь я.

Кадзэки кивает.

Достаю из бара бутылку вина, не глядя разливаю по бокалам. Пьём. Сижу на диване, и взгляд невольно притягивается к выделяющейся на фоне окна фигуре Кадзэки. Плечистый, ладно сложенный, красивый, он мог бы стать актёром. Не может быть, что у человека с такой энергетикой не получилось бы играть. Да ведь в нём просто бушуют страсти. Я же их почти чувствую.

Или всё же воображение?

— Значит, в этом доме был написан роман «За пределами грозы»?

Голос Кадзэки выдирает из размышлений.

— Да. И «За пределами грозы», и многие другие, — киваю и запоздало соображаю, что он всё-таки читал. На всякий случай уточняю: — Так ты читал?

— Конечно. Я читал все ваши книги... — Кадзэки запинается и поправляется: — Твои книги. Я перечитывал их на сотню раз. Ими невозможно насытиться, хочется ещё и ещё. Язык, образы, миры... В них просто тонешь. Тонешь по собственной воле.

Кадзэки говорит жарко и страстно, пульсирующие волны так прямо и исходят от него. И я практически ощущаю ветер на своей коже.

Но если он так влюблён в мои книги, почему отказывался общаться со мной? Или же я разочаровал его как человек, как личность?

Что ж, такое вполне возможно. Неприятно, конечно, осознавать, но с этим ничего не поделаешь.

— Рад, что те истории, которые я рассказываю, нравятся тебе, — грустно улыбаюсь я. — И надеюсь, что когда-нибудь мы сможем сесть и поговорить хотя бы как хорошие знакомые. О том, что ты назовёшь меня отцом, даже не мечтаю.

— Я никогда не смогу назвать тебя отцом.

Голос Кадзэки звучит глухо, а взгляд прожигает меня.

Усмехаюсь. Такого ответа и ожидал.

— Понимаю, — снова киваю я.

— Нет, не понимаешь!

Кадзэки залпом допивает вино и резко подходит к дивану, склоняется надо мной. Смотрит. В глазах мечется шальной ветер, бушует, рвётся наружу. Если вырвется — снесёт непреодолимым напором. Кажется, ещё никто никогда так на меня не смотрел. Так вызывающе, так откровенно... и так страстно.

— Я никогда не смогу назвать тебя отцом, потому что люблю. Люблю как мужчину. Уже давно.

Любит?

Как мужчину?

Меня?

Смысл слов доходит постепенно, и так же постепенно приходит понимание.

Его отстранённость, молчаливость, угрюмость, нежелание общаться — всё это потому, что любит. Любит меня.

— Кадзэки... — пытаюсь подобрать слова, но они не идут на язык, разбегаются, как и мысли.

А Кадзэки хватает меня за руку, прижимает к своим губам, целует ладонь.

— Нет, не говори ничего. Просто прими. Прими меня. Прими, как море принимает ветер, рождая волны...

Эти слова действуют как заклинание, как ключ, открывающий запретные двери. Позволяю Кадзэки прикоснуться к себе, обнять, прижаться губами к щеке. И от его прикосновений по коже бегут мурашки, колючая, будоражащая рябь. А там, глубоко внутри, тяжёлые воды моря исходят волнами. Эти волны растут, вздымаются всё выше, набирают силу с каждой секундой, с каждым ударом сердца.

— Позволь утонуть в тебе...

Шёпот Кадзэки обжигает лицо, его горячие губы касаются моих, аккуратно, робко, боязливо, и я принимаю правила игры. Я принимаю его ветер.

Его поцелуй.

Почувствовав, что сопротивления не будет, Кадзэки увеличивает напор, проникает языком ко мне в рот. Прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе, к своим ощущениям, пытаюсь найти разницу между поцелуем с мужчиной и с женщиной, пытаюсь уловить нотки отвращения, желания оттолкнуть, но не нахожу, не улавливаю. Я чувствую бархатную негу удовольствия, стыдное возбуждение, которое уже давно не испытывал, и желание получить больше. А ещё я чувствую, как дрожит море, как вздымаются его волны, как оно дышит. Дышит бурей.

И если бы даже захотел, то уже не смог бы остановиться.

Но я и не хочу останавливаться. Не желаю. Я желаю продолжения!

Не замечаю, как начинаю отвечать на поцелуй, ловлю ритм и постепенно перехватываю инициативу. Это похоже на танец, на странный, тягучий танец, в котором молодость и зрелость, пылкость и опыт спорят за первенство. Спорят со всей силой и нежностью, и никто не желает уступать.

Кадзэки первым разрывает поцелуй, облизывает припухшие губы, обводит меня безумным, разгоревшимся взглядом, улыбается и начинает расстёгивать мою рубашку, резко, порывисто, почти сдирает её с меня. А затем припадает к шее, зацеловывает плечи, грудь, спускается ниже. Когда соображаю, что он собрался делать, становится уже поздно.

— Нет, Кадзэ... ки! — пытаюсь его остановить. — Это грязно.

Но он лишь усмехается и стягивает с меня бельё.

— Я давно мечтал сделать это с вами, мастер Наоя.

Так же, как он целовал губы, с той же нежностью и страстью, Кадзэки касается члена, ласкает языком, облизывает, а когда обхватывает его губами, то начинает вытворять такое, о чём я и помыслить не мог. Ни одна женщина не делала мне такого минета. Ни одна женщина не доводила меня до состояния оргазма так быстро. Мне стыдно за самого себя, стыдно и дико приятно.

— Кадзэки, не надо... — еле слышно выдыхаю я.

И он слушается, останавливается, выпускает член, смотрит на меня взглядом довольного кота и, как кот, трётся о колено. А затем начинает раздеваться. Сдёргивает с себя футболку, обнажая рельефный торс, стягивает джинсы, бельё. Не успеваю опомниться, как Кадзэки уже запрыгивает на меня, трётся членом о член.

— Возьми меня, — шепчет Кадзэки. — Ты же хочешь этого. Хочешь! И я хочу. Так войди в меня...

— Кадзэ...

Начинаю говорить, пытаюсь отстраниться, но он закрывает мне рот поцелуем, глубоким, настойчивым и таким сладким, что не могу сопротивляться. Просто не хочу.

Кадзэки делает всё сам. Достаёт откуда-то лубрикант, смазывает себя, растягивает, а затем, хищно облизнувшись, сам насаживается на меня.

Такой узкий и горячий, что это сводит с ума. Я буквально вспыхиваю, обнимаю это стройное тело, толкаюсь в него, сильно, почти грубо. Кадзэки стонет, выгибается, двигает бёдрами, подстраивается под мой ритм. Нас обоих уносит на волнах блаженства, дикого, безудержного, сумасшедшего...

* * *

Здесь, на острове, зима вовсю празднует свой приход, хотя на Хонсю осень ещё танцует пёстрый карнавал и красные ладошки клёнов хлопают ей на ветру. Здесь же давно облетело всё убранство с деревьев, и они голыми ветками тянутся к небу. Не сегодня, так завтра выпадет снег. Но Наоя и в этом находит своё очарование. Он вообще может найти его в чём угодно.

Мы вместе уже два месяца. И на этих выходных решили не оставаться дома, а приехать сюда. Как семья.

О да, как семья.

Я улыбаюсь и отворачиваюсь от окна. Взгляд скользит по работающему обогревателю, разостланной кровати и останавливается на тумбочке, на которой лежит распухший от записей блокнот.

Наоя даже в спальню его притащил!

Впрочем, я рад этому. Безумно рад, что он снова начал писать. После двухгодичного простоя вновь поймал свой ветер.

И этим ветром стал я.

Мог ли я раньше представить, что всё обернётся именно так? Что выдающийся писатель-современник Мидзуно Наоя станет моим приёмным отцом? Что я стану ветром для его моря фантазии? И что мы станем любовниками?

Нет. Не мог.

Мне было одиннадцать лет, когда я прочитал его первую книгу. И влюбился в неё. Влюбился в мир, что Наоя рисовал словами, в героев, в мысли. Влюбился в фантазию этого человека, мне хотелось утонуть в ней с головой, захлебнуться, наполнить себя ею. И я, азартный мальчишка, взахлёб прочитал все его на тот момент вышедшие книги и с жадностью принялся ждать следующих.

Потом, когда он выпустил аудиокниги, которые озвучивал сам, я влюбился в его голос. В бархатный, мягкий голос, который укачивал на своих волнах, отправляя в миры волшебных историй. Слушая его, я ощущал какое-то странное волнение, граничащее с возбуждением. Образ мастера Мидзуно снился мне по ночам, я буквально бредил им. Даже поступил в Киотский университет на факультет Наои, чтобы иметь возможность видеть его, чтобы попасть на его лекции. И именно тогда я окончательно понял, что люблю.

Худое лицо, узкий нос, чуть застенчивая улыбка, задумчивый взгляд — всё это я видел и раньше на фотографиях. Но снимок не мог передать ту магию, то чудо, что жило в Наое. Чудо было настоящим, оно дышало, двигалось, бурлило. От него веяло солёной свежестью моря.

И тогда я впервые захотел стать ветром. Чтобы реять над этим морем, касаться его, обнимать, заигрывать, выбивать брызги, вздымать волны, танцевать вместе бурю.

Но на что я мог рассчитывать? Двадцатилетний юнец, один из многих для него. Просто читатель, просто студент. Просто чужой человек.

И всё же надеялся, уповал на удачу, строил планы, как сблизиться, как попасть в круг его внимания, как прикоснуться к солоноватой прохладе. Но ничего сделать не успел — Наоя бросил преподавание, посвятив себя больной жене.

Вскоре она умерла, а Наоя заперся, закрылся от мира, и полгода о нём ничего не было слышно.

А потом Японию потрясла его книга — «За пределами грозы». Знаковая. Культовая. Страшная. Квинтэссенция боли, впечатанный в листы крик, вывернутые нутром наружу человеческие страсти — вот что это за книга. Не книга — ураган, тайфун, конец света. Неудивительно, что она отмечена премией Номы.

Меня, как и многих фанатов, буквально трясло, я плакал над страницами романа, хотелось вскрыть себе вены, настолько невыносима была эта боль. И в то же время я радовался. Радовался тому, что Наоя жив и что он снова пишет.

Новые работы пронизывали грусть и философская безысходность. Наоя заставлял читателей вскрывать себя, обнажая желания и пороки, вынуждая искать ответы, которые неприятно слышать. Он писал, и море его бурлило, не зная усталости.

До тех пор, пока Наоя не встретил мою мать.

Мать...

Это слово режет язык. Потому что она никогда не была мне матерью.

Едва успев отметить своё пятнадцатилетие, она залетела от какого-то придурка, вместе с которым снималась в молодёжной дораме. Деды запретили делать аборт, она родила меня — и всё. На этом её функция матери закончилась. Рико ушла в кино, мечтая сделать карьеру, а меня... Меня она представляла всем как «младшего брата».

В детстве очень не хватало её внимания. Даже когда она появлялась дома, то никогда не играла со мной, не разговаривала. Это сильно угнетало, и, возможно, поэтому я так любил уходить от реальности, погружаясь в книги, и ненавидел кино. То, что я вырос нормальным человеком, заслуга дедов. Бабушка и дедушка — вот кто на самом деле любили и заботились обо мне.

Но их не стало. Сначала ушла бабушка, а затем увял осенним листом дед. Это случилось, когда я ещё учился в средней школе, и Рико пришлось отвлечься от карьеры на меня. Она не была к такому готова. Видимо, считала, что её родители вечные, что они воспитают меня, поставят на ноги, а потом я просто исчезну. Но так не случилось. И когда она это поняла, когда поняла, что у неё есть ребёнок, за которого нужно отвечать, то сорвалась.

Сорвалась на мне.

Рико визжала, кричала, обвиняла своих родителей в том, что у неё не складывается карьера, что заставили родить, обвиняла меня, что мешаю, что испортил ей всю жизнь.

А я стоял совершенно растерянный, абсолютно оглушённый её воплями, словами. Ведь я всё ещё надеялся, до последнего надеялся, что мы сможем стать семьёй.

А потом она, окончательно обезумев, набросилась на меня и стала душить.

Не помню, как отбился, не помню, как вырвался. Помню только, как блевал во дворе, как меня трясло, как шатался всю ночь по улицам, как стоял на мосту и орал в тёмное небо. Я хотел спрыгнуть.

Но не спрыгнул.

Потом несколько недель перекантовывался у друзей, ночевал то у одного, то у другого. После вернулся в дом и старался не встречаться с Рико. Она тоже старалась меня избегать. Когда же случайно всё-таки сталкивались, делали вид, что ничего не произошло. Так и жили, пока я не поступил в университет и не переехал в общежитие.

Думал, что на этом наши пути разошлись и мы больше не услышим друг о друге. Но два года назад я узнал уже из новостей, что Рико вышла замуж. И за кого! За Мидзуно Наою!

Сказать, что я пришёл в бешенство, это не сказать ни о чём. Я хотел убить её своими собственными руками. Я знал, что моя любовь к Наое останется безответной навсегда, был готов к тому, что однажды он снова женится. Я бы смирился с любым его выбором. Но только не с этим чудовищем. И самое ужасное — я не мог сделать ровным счётом ничего. Был бы девушкой, то мог бы попытаться соблазнить его, отбить у ведьмы, а так… Так мог только мысленно убивать её. Каждый день. И следить за ним издалека.

Она вела бложик, выкладывала кучу своих фотографий, трещала о кино, о съёмках, о встречах и поездках. Иногда выкладывала его фотографии. На них он улыбался. И я подумал, что, может, Рико изменилась, что Наоя всё-таки счастлив. А я хотел, чтобы он был счастлив. Пусть не рядом, пусть не со мной, но счастлив. Я тоже пытался строить свою жизнь, занимался учёбой, устроился на подработку, надеясь заглушить тоску делами. И, в общем-то, получалось.

Но однажды в какой-то момент понял, что от Наои за последние два года не вышло ни одной новой книги, хотя до этого он выпускал их регулярно. Я знал, кого винить в этом.

Рико. Она душила Наою, давила собой его творческое море фантазии, она урезала его пространство, заполнив жизнь своей суетой. Нет. Она ничуть не изменилась.

И тогда я решил поговорить с ней. Серьёзно поговорить. Я не знал, куда заведёт разговор, не знал, что станет итогом и поможет ли он вообще. Но я должен был что-то сделать. Хоть что-нибудь. Я писал ей, звонил, пытался поймать, но она была постоянно занята: то разъезды, то съёмки, то просто недоступна. В конце концов я не выдержал и приехал в студию.

Я нашёл её в гримёрке, она рыдала и глотала успокоительные. Увидев меня, Рико побледнела от злости и накинулась с кулаками. Я был виноват во всём: и что ей снова не дали ведущую роль в будущем фильме, и что коллеги косо смотрят на неё, шушукаются и плетут интриги за спиной, и что кто-то подсиживает её, и ещё огромное количество других безумных обвинений. Но я уже не был тем испуганным подростком, которого она как-то чуть не задушила. Я схватил её, встряхнул и приказал успокоиться. А потом, глядя на сгорбленную, трясущуюся от всхлипов фигуру, я понял: вот он — мой шанс.

Шанс, который нельзя упускать...

Тихие шаги отвлекают меня от мыслей, поднимаю голову и вижу его — своего Наою. Махровый халат, влажные волосы, смущённая улыбка и лёгкий запах моря.

Мой.

Подхожу к нему, касаюсь щеки, скольжу пальцами по идеально выбритому подбородку, припадаю губами к шее, целую. Ласкаю кожу языком. Наоя глубоко дышит. Волнуется.

— Боишься? — шепчу я.

— Немного, — признаётся он.

— Тогда давай отложим на другой раз.

— Нет, я что, зря проделывал все эти процедуры?

Улыбаюсь.

Мы вместе два месяца, два месяца мы занимаемся любовью, и всё это время я был в роли пассива. Но сегодня мы решили поменяться ролями.

— Я буду аккуратным и нежным. Не бойся.

Медленно стягиваю халат с Наои, укладываю на кровать, обнимаю. Наоя никогда не распускал себя, а сейчас и вовсе ходит в качалку, чтобы быть в форме. И это так — классно прижиматься к нему, чувствовать кожей его силу, его возбуждение.

Облизываю губы Наои, он приоткрывает рот, тянется ко мне, и я проникаю в него языком, ласкаю. Чувствую, как сильные руки стягивают с меня халат, выскальзываю из него и сам снимаю с Наои бельё, глажу обнажённые ягодицы, провожу пальцем между половинок.

Как же хочу войти в него. Безумно хочу.

Разрываю поцелуй и начинаю медленно спускаться вниз, оставляя влажную дорожку на шее, груди, сосках, подтянутом животе. Лизнув пупок, наконец касаюсь языком головки. Она уже сочится смазкой, а Наоя сам раздвигает ноги.

От этого просто крышу сносит. Нельзя быть таким соблазнительным. Нельзя!

Борясь с жгучим желанием всадить в него прямо сейчас, я хватаю лубрикант, зачерпываю и аккуратно проникаю пальцем в дырочку, смазываю стенки, раздвигаю, разрабатываю. Мы уже пару раз проделывали это раньше, но дальше пальцев не заходило. Сегодня же дойдём до конца. Чтобы Наое было приятно, обхватываю губами член и начинаю ласкать, посасывать. Тихий, сдержанный стон заводит меня до предела, подключаю второй палец, а затем и третий. Как же сложно сдерживать себя, как сложно контролировать, когда он такой покладистый, такой покорный, когда он сам позволяет делать с собой всё, что хочешь.

Поняв, что Наоя готов, приподнимаю его бёдра и подставляю свой член к дырочке.

Наконец-то!

Вхожу коротким аккуратным толчком. Наоя зажимается и не даёт протиснуться дальше, я ласково глажу его по груди и бёдрам, обхватываю член рукой, начинаю поддрачивать.

— Расслабься. Пожалуйста, расслабься...

Он глубоко вдыхает, и я чувствую, как напряжение спадает. Проникаю в него медленно, постепенно, всё глубже и глубже.

Какое же это наслаждение — быть в нём, ощущать жаркую узость, любоваться распластанным на простынях телом, видеть, как дрожат жилки на его шее, как твердеют соски, как лицо покрывается румянцем.

Море... Бесконечное море, над которым я рею. Принадлежит ли оно мне целиком? Конечно же, нет. Оно принадлежит всему миру. Но какая-то часть — только мне. Исключительно мне. Я его личный ветер. Это моё право — быть ему ветром. И его я не отдам никому. Только я буду обнимать и целовать моё море, только я буду качаться на его волнах. Только я...

Волны. Сильные волны ярчайшего оргазма накрывают меня с головой, тону в этом остром блаженстве, в своём море, в Наое.

Через несколько секунд он кончает мне в руку, и я расслабленно улыбаюсь, наклоняюсь, целую его. А потом мы лежим, обнявшись, и просто молчим. Мы настолько близки, что слова сейчас не нужны.

Просто лежим.

Обнимаемся.

Молчим.

Но проходит минута, другая — и я улавливаю, как Наоя тянется куда-то. И меня разбирает смех.

Конечно, он тянется к блокноту. И пытается сделать это незаметно, чтобы не потревожить меня, не обидеть, не... Чего он там себе ещё напридумывал?

— Тебя осенила идея, когда твой анус офигевал от свалившегося счастья, или уже после? — интересуюсь я.

— Хватит пошлить, лучше подай блокнот, сам я... — смущается Наоя.

— Лежи-лежи.

Подаю ему блокнот и опускаюсь рядом на кровать, смотрю, как он устраивается, как открывает на нужной странице и начинает что-то быстро записывать. Любуюсь им. Любуюсь тем, кого отвоевал.

Тогда, тем летним вечером, когда смотрел на рыдающую Рико, то понял, что за своё счастье нужно бороться. Бороться всеми силами. Как боролся Наоя с самой смертью, отвоёвывая недели, дни, часы жизни своей Мивы. Но воевать со смертью бесполезно. Всё равно возьмёт верх. Моим же соперником был человек. Смертный.

Я не стал говорить Рико все те придуманные по дороге пламенные речи, не стал просить отказаться от Наои. Всё это было бессмысленно и ничего бы не дало. Я просто сунул ей в руки таблетки. И молча стоял смотрел, как она глотает одну за другой, потом приводит себя в порядок и, не попрощавшись, уходит.

Я знал, что она сядет за руль. Знал, что она приняла лошадиную дозу успокоительных. Знал, что она отключится и что машина попадёт в аварию. Я всё это знал.

И убил её.

И никаких угрызений совести, раскаяния или сожаления. Я уже давно в своих мыслях её убил. Возможно, ещё в ту ночь, когда стоял на мосту. Стоял и, заливаясь слезами, шептал выученные наизусть строки из последней книги Наои. Они не давали мне сорваться в пропасть. Они подарили мне смысл идти дальше. Они, в конце концов, превратили меня в ветер. В ветер, который ищет своё море, чтобы станцевать с ним бурю.

И наконец-то я обрёл его.

25. 08. 2016

* 1 дзё = 3,03 м
** Премия имени Акутагавы Рюноскэ — самая престижная из литературных премий Японии, присуждаемых дебютантам.
*** Литературная премия имени Номы — японская литературная премия, присуждаемая автору художественного, литературоведческого или публицистического произведения, которое признано выдающемся. Одна из самых престижных премий.
**** В Японии весьма распространено усыновление взрослых детей, особенно мальчиков и мужчин.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		5	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		5

@темы: Слэш, NC-17, POV, Romance, Драма, Мини, Закончен

---

Янтарь для стрекозы

[Yueda]

Название: Янтарь для стрекозы
Автор:  Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, мини, закончен
Жанры: Слэш (яой), повседневность, POV
Предупреждения: Инцест («юридический», не кровный), кинк, секс с использованием посторонних предметов, джапанреал
Саммари: Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я пленяю тебя. Медленно, аккуратно, осторожно. И тебе уже не вырваться из моих объятий. Никогда.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой.

Янтарь для стрекозы

Стою, оперевшись о капот машины, вдыхаю тягучий, пьянящий запах и понимаю, что это уже весна. Настоящая. Март выдался тёплым, солнечным, и не сегодня, так завтра по всему городу зацветёт яблоня. Уже сейчас некоторые скороспелки распускают свои первые бутоны, а через неделю все парки Токио покроются нежным цветом.

Весна наступила для меня неожиданно, я только сейчас её по-настоящему заметил. Слишком погрузился в работу, в биржевые игры, в каждодневную паутину связей и интриги. Да и за Юкито, чего уж скрывать, переживал. Дополнительные занятия, выпускные экзамены, вступительные экзамены — та ещё нервотрёпка. Мальчик осунулся, с лица весь спал. Но теперь всё позади. Официальное зачисление в ТУ будет только через пять дней, но я пробил по каналам и уже знаю, что он прошёл. Мой умничка. Моё солнышко.

Я стою напротив ресторана, в который он вместе с классом и учителями отправился после выпускной церемонии. Полчаса назад он позвонил мне и попросил забрать. И вот я здесь. Жду.

Интересно, какое у Юкито будет лицо, когда он увидит эту новенькую «Тойоту Камри»? Ведь ключ, что торчит сейчас в замке зажигания и поблёскивает янтарным брелоком, — его ключ. На права Юкито сдал ещё полтора года назад, как только восемнадцать стукнуло*. Он ничего не просил и уж тем более не требовал, я сам решил подарить ему машину на выпускной.

— Господин Такэда? Такэда Наоки? Здравствуйте!

Мужчина в деловом костюме двигается ко мне от дверей ресторана. Приглядываюсь и узнаю одного из учителей Юкито. Кажется, его зовут Исикава Кацума.

— Здравствуйте, господин Исикава, — говорю я.

Не очень-то хочется сейчас разговаривать, но не реагировать на приветствие совсем уж невежливо.

— Вы за Юкито? — господин Исикава останавливается рядом. — А почему так рано? Вечеринка только в самом разгаре.

— Мальчик очень устал, да и завтра у нас ещё много дел, — уклончиво отвечаю я. Ну не говорить же, что Юкито сам позвонил и сказал, что ему скучно.

— О да, понимаю. Эти экзамены так выматывают. Тем более, он подавал документы в Токийский Университет, а там очень суровые требования и жёсткий отбор. Но я верю в Юкито. Нет. Я уверен в нём!

Кажется, господин Исикава немного поддал, или просто момент расставания с учениками так повлиял на него, что он расчувствовался.

— Знаете, господин Такэда, я очень рад, что вы усыновили этого мальчика. Может, вам и неприятно вспоминать то время — понимаю, что оно было не самым лучшим, — но я, как учитель, рад, что всё закончилось именно так. Я помню, каким отстранённым и необщительным Юкито был в средней школе, и я вижу, каким он стал сейчас. Словно цветок, что держали в подвале долгие годы, а потом вынесли на солнце, распустился буквально на глазах. И всё благодаря вам, вашей поддержке, вашей поистине отцовской заботе. Мать Юкито совершенно не думала о нём. Кстати, вы не знаете, что с ней сейчас?

— Не имею понятия. Наверное, всё ещё пытается сниматься в порно.

Да, история была весьма неприятная.

Эйко, мать Юкито, только начав карьеру модели, забеременела от своего партнёра по съёмкам — подающего большие надежды плейбоя, имя которого я уже и не вспомню. В надежде удержать его, Эйко родила, и плейбой вроде как даже обещал жениться, но потом струсил и отказался — и от Эйко, и от ребёнка. Тогда Эйко, быстро восстановив свои прежние формы, снова подалась в модельный бизнес, а маленького Юкито оставила на воспитание бабушке. Пользуясь своей всё ещё привлекательной внешностью, Эйко гонялась за «толстыми кошельками», но не могла удержать ни одного: её неизменно бросали, или она сама по глупости кидала папика, «влюбившись» в очередного красавчика. С работой у Эйко тоже не клеилось, пока она не подалась в порноиндустрию.

О! Там у неё был успех! Фильм «Девочка-горничная» с Эйко в главной роли пользовался бешеной популярностью в определённых кругах и сорвал кассу. После такого успеха Эйко хотели все и предлагали роль за ролью, она стала порнопримой. Не стоит и говорить о том, что про сына она совсем забыла.

А меж тем мальчик рос, и рос довольно замкнутым и болезненным ребёнком. Его дразнили из-за работы матери, он боролся с этим, как умел: игнорировал, огрызался и всё больше закрывался в себе. Бабушка старалась, делала всё, что могла, всё, что было в её силах, чтобы вырастить, воспитать внука, но возраст и болезни взяли своё, и четыре года назад старушка скончалась. Тогда Юкито только перешёл в третий класс средней школы. К тому времени популярность порнопримы угасла, сама же прима стремительно увядала, предложения больше не сыпались золотым дождём, она хваталась за всё подряд, и как раз в тот момент её бросил очередной ухажёр. Смерть бабушки Юкито стала последней каплей. После похорон Эйко начала быстро подыскивать кандидата в мужья.

И тут подвернулся я: скромный банковский служащий со средним достатком, разведённый, наивный, надёжный. И влюблённый в неё.

Сейчас, понимая всю подноготную, противно вспоминать. Но что было, то было. Видимо, годы жизни прибавили Эйко ума, а меня влюблённость, наоборот, его лишила. Эйко с лёгкостью окрутила меня, женила на себе, а я и рад был.

Я ведь действительно радовался. И не только тому, что взял в жёны грёзу своей юности, но и сыну. Я давно мечтал о ребёнке, а первая жена не хотела, поэтому мы и расстались. В общем-то, мне было почти не важно родной это ребёнок или усыновлённый, я хотел реализовать себя как отца, заботиться о ком-то, опекать, помогать. С воодушевлением и всей ответственностью я взялся за это дело, и Юкито, замкнутый и настороженный, не знакомый с отцовской лаской, в конце концов оттаял, раскрылся, потянулся ко мне. А пока я занимался налаживанием отношений с Юкито, Эйко вернулась к прежней жизни, придумывая бесконечные истории про работу и съёмки. В душе я догадывался, что она врёт, что вместо работы крутит романы, но не хотел рушить такое хрупкое счастье.

Впрочем, оно длилось недолго.

Через год банк, в котором я работал, лопнул, оставив меня без работы. И Эйко, недолго думая, собрала вещи и убежала с очередным любовником, попросту бросив нас с сыном.

Для меня настали тяжёлые времена. Я никак не мог устроиться на работу, нервничал, всё больше впадал в уныние. И Юкито стал моим спасением, лучиком света. Именно он, хрупкий и брошенный, поддерживал меня, не давал раскиснуть, вселял уверенность. Именно он подсказал заняться игрой на рынке ценных бумаг. Тогда я и обнаружил в себе талант биржевого брокера. Мне чертовски везло тогда и дьявольски везёт до сих пор. Начав три года назад с частного трейдера, я заработал имя, репутацию и миллионы наличных. Сейчас у меня своя брокерская компания, которая обслуживает солидные фирмы и корпорации, множество связей с влиятельными людьми, но самое главное — сын.

А Эйко я больше не интересовался и понятия не имею, где она сейчас и чем занимается. За все эти годы она ни разу не появлялась, даже не звонила. И так как в своё время я усыновил Юкито, то по всем законам он считается моим сыном.

— Простите, что завёл разговор об этом, — голос господина Исикавы отвлекает от мыслей. — Но я всегда хотел выразить вам свою благодарность за то, что стали настоящей поддержкой Юкито. Он рос без отца и без матери, ему не на кого было положиться. Он всегда был умным и прилежным мальчиком, но никогда ни с кем не общался, всегда держался в стороне от коллектива. Сейчас у него даже появились друзья. Особенно Юкито сдружился с Миурой Отодзи.

— Миура? — переспрашиваю я. Фамилия кажется знакомой. — А не тот ли это одноклассник, который задирал Юкито?

— Ну да, поначалу они не ладили, но вот в последнем классе стали дружить. Подростки — удивительные создания. Калейдоскоп их отношений подчас складывается невероятным образом.

Про дружбу с Миурой Юкито ничего не рассказывал. И это странно. Обычно он делится всем. И уж такой-то новостью поделился бы наверняка, ведь сынок богатенького папаши Миура в средней школе не упускал случая задеть, уколоть, уязвить словами, напомнить Юкито, в каких фильмах снимается его мать. И с этим Миурой он задружил? Что за бред!

Но пуститься в раздумья не успеваю: двери ресторана раскрываются, и на улицу выходит Юкито.

Кто говорит, что красотой он пошёл в мать, просто не видели его бабку, потому что мальчик пошёл именно в неё. Эйко, бесспорно, красива, но красота эта яркая, какая-то вычурная и слишком европеизированная. Бабушка Юкито обладала классической японской красотой: сдержанной, ровной, благородной. Я никогда не видел её при жизни, но фотографий в семейном альбоме имелось предостаточно, и одного беглого взгляда хватало, чтобы понять, что Юкито её внук: невысокий, стройный, даже хрупкий, с правильными чертами лица и от природы большими, выразительными глазами. В нём всё было утончённо и аккуратно. Даже отросшие волосы, которые у другого мальчишки смотрелись бы безалаберно, у Юкито выглядели идеальной причёской.

Таким сыном можно гордиться и любоваться, и я любуюсь. Но тут двери ресторана, ещё не успев закрыться, снова распахиваются, выпуская высокого паренька.

Уж не Миура ли это, случаем?

Парень хватает Юкито за плечо и, развернув, начинает что-то говорить, а я внутренне весь напрягаюсь. Хочется подойти и сбросить грязную руку с плеча своего сына. Да и Юкито хорош. Чего он медлит? Сверлю его взглядом. Жду, когда он догадается стряхнуть чужие руки. Но вместо этого Юкито на доли секунды прижимается к парню, позволяя обнять себя!

Кто угодно мог бы назвать это дружескими прощальными объятьями. Кто угодно. Только не я. Я вижу, как смотрит на Юкито Миура. Я вижу, что выражает его лицо. И выражает оно далеко не дружеские чувства.

Похоть и жадность — вот, что написано у Миуры на лице.

Юкито выскальзывает из его рук, поворачивается и бежит к машине. В глазах сияет радость, а у меня же...

Нет, я не знаю, что творится с моим лицом, но, заметив меня, Юкито спотыкается, а искры радости в глазах разлетаются испуганными стрекозами.

Распрощавшись с господином Исикавой, сажусь за руль, Юкито устраивается рядом на переднем сиденье, молчит, лишь испуганно кидает на меня взгляды. Так и доезжаем до дома, не проронив ни слова.

Скинув ботинки и не глядя на Юкито, направляюсь в кабинет. Нужно успокоиться, нужно отвлечься, пока не натворил чего-нибудь. Но не получается.

— Пап, что случилось?

Тихий голос Юкито разбивает вдребезги тщательно собираемое во время поездки спокойствие. И всё летит к чертям.

Хватаю Юкито за руку и волоку в спальню, а затем швыряю мальчишку на кровать.

— С Миурой, значит, подружился? — цежу слова, держа Юкито на прицеле взгляда и расхаживая по комнате. — Видел я сегодня, какая у вас с ним «дружба». Что, он резко перестал быть мудаком? Превратился в хорошего парня?

— Он?.. Нет. Он пристаёт... — шепчет Юкито, бледнея с каждой секундой.

— А ты отшить не можешь? Не умеешь отказывать, да? Вы уже целовались? А может, вы уже трахались?!

Огонь. Адский огонь бушует во мне, сжигая, уничтожая всю нежность и доброту. Всё человеческое. Оставляя только зверя. Дикого, бешеного. Едва сдерживаю себя, чтобы не броситься на Юкито. На хрупкого, слабого, испуганного...

Но он сам ползёт ко мне. Встав на колени, ловит за бёдра, обнимает, шепчет что-то.

— Нет... нет... Ты... Только ты!..

Наконец, разбираю слова. А тонкие пальчики уже расстёгивают ширинку на моих брюках, спускают бельё. Проворным язычком Юкито касается члена, поспешно облизывает, а затем обхватывает губами и начинает сосать, ловко, умело и дьявольски приятно.

Когда же у нас это началось? Когда я понял, что хочу его? Неужели в то самое время, когда разбитый и подавленный сидел дома, а Юкито утешал меня? Или может, когда он просыпался по ночам от кошмаров, а я, чтобы успокоить, ложился рядом и ждал, пока он заснёт?

Не знаю. Не знаю, когда это случилось. Просто однажды я понял, что возбуждаюсь рядом с ним.

Поначалу думал, что это от недотраха, и начал встречаться с женщинами. Но не помогало. Тогда я попытался встречаться с мужчинами, ходил в гей-бар, но тщетно. Никакие женщины и тем более мужчины не возбуждали так, как Юкито. Все мои грязные фантазии были лишь о нём. Я не мог в это поверить, не мог принять, что хочу собственного сына. Да, не родного, но всё равно сына! Я начал избегать общения с ним, начал отдаляться, сдерживал себя, как только мог.

Но, конечно же, сорвался.

Это произошло полтора года назад. В тот день в школе Юкито проходил осенний фестиваль, в котором участвовал и его класс. На фестиваль мог прийти посмотреть кто угодно, и я тоже собирался сходить. Но Юкито отговаривал, объяснял, что нечего там делать, что будет скучно, а у меня и без того полно дел. Мне показалось это странным, поэтому решил пойти во что бы то ни стало. Я пришёл туда почти к самому закрытию и, найдя секцию его класса, увидел Юкито. Он с одноклассницами фотографировался с посетителями кафе, которое его класс устроил на фестивале. И он, как и девочки, был в костюме горничной.

Единственный парень в костюме горничной. В костюме, до безумия похожем на тот, что был у Эйко в фильме «Девочка-горничная».

И тогда что-то лопнуло во мне, сломалось окончательно и бесповоротно.

Я схватил Юкито, запихал в машину, отвёз домой и, как только захлопнул дверь, набросился на него. Я срывал эти дрянные шмотки, рвал их на части и кричал: «Ты не она! Не она! Не она!!!». Затем припёр к стене и начал целовать его обнажённые плечи, грудь, шею, лицо. А Юкито всхлипывал и дрожал в моих объятиях, дрожал, но не сопротивлялся, не вырывался.

В тот раз дело закончилось ласками и поцелуями. Но с того дня я уже не мог изменить себя, уже ничего не мог с собой сделать. Я медленно и постепенно совращал моего мальчика. Окутывал его своей извращённой нежностью, не давая ни малейшего шанса выпутаться. Он просто вяз в ней, как хрупкая стрекоза вязнет в тягучей смоле. Да, мягкое, но настойчивое давление действовало просто безотказно. Он подчинялся, он делал всё, что я хотел, из тихого послушного мальчика превращался в развратное чудо, тающее от моих прикосновений. Он научился всему. Да, научился...

И вот сейчас Юкито демонстрирует свою виртуозность. Он то вырисовывает языком узоры, облизывая ствол, то обхватывает губами и начинает посасывать. Это сводит с ума. Хочется войти в него, вогнать член в этот грязный, развратный ротик и трахать. Трахать!

Но нет. Сегодня не будет всё так просто.

Стискиваю в кулак его волосы и с силой отрываю от своего члена.

— А ему ты тоже уже отсосал? — шепчу я, глядя в расширенные глаза. — Сколько членов побывало в этом ротике?

Касаюсь указательным пальцем мягких губ, и Юкито тут же облизывает его.

— Только твой, — с придыханием говорит он. — Только ты можешь проникать в меня. Твой язык, твои пальцы, твой член...

Мальчишка вновь тянется ко мне, но я останавливаю.

— А как же Миура? Ты позволил ему себя обнять, а потом бежал, светясь от счастья.

— Я ведь тебя увидел!

— Лжёшь, маленький обманщик. За это тебя следует наказать.

Юкито переглатывает и преданно смотрит мне в глаза.

— Раздевайся, — приказываю тоном, не терпящим возражений.

Малыш легко вскакивает и, быстро скинув одежду, невинно хлопает ресницами. Но меня этой деланной наивностью не проведёшь.

— Ложись на кровать и раздвинь ноги.

И когда Юкито раскидывается на покрывале, я заламываю ему руки над головой и, стянув галстуком, привязываю к кровати. Мальчик дрожит — то ли от страха, то ли от волнения, то ли от предвкушения. Возможно, от всего сразу. Легонько касаюсь тонкой шеи, провожу пальцами по ключицам и груди, щекочу сосочки. Юкито тихо стонет, выгибается, подставляясь под мои руки, и я тут же отдёргиваю их, отстраняюсь.

Достав из шкафчика смазку и вибратор, присаживаюсь на постель.

— Согни ноги в коленях, — снова приказываю я, и он подчиняется.

Зачерпнув пальцами смазку, проникаю в его дырочку. Узенькая. Давно у нас не было секса. Но кажется, Юкито всё же разрабатывал себя не так давно, подготавливался.

Для меня или для Миуры?

Эта мысль раздражает, и я намеренно начинаю действовать грубо. Но Юкито молчит, терпит.

Закончив с растягиванием, уже без прелюдий ввожу в попку вибратор. Один из самых больших. До этого несколько раз мы игрались такими штучками, но те были меньше и вибрацию ставили слабую. Сейчас же сразу включаю на максимум.

Юкито вскрикивает, начинает дрожать, сводит вместе ноги.

— Раздвинь. Мне не видно.

Он слушается, раздвигает ноги, а я отхожу от кровати. Любуюсь.

Да, я чёртов извращенец и любуюсь этим маленьким беззащитным чудом. Любуюсь тем, как он вздрагивает от каждого толчка, как трепещут под кожей жилки, как наливается силой его член, как мальчик прикрывает глаза и отворачивается. Бесстыдный соблазнитель, сводящий с ума одним своим видом.

Я сделал его таким. Я...

Больше не могу просто смотреть. Подхожу к кровати, рывком переворачиваю Юкито на живот, заставляю встать на колени, вздёргиваю голову и подставляю к губам член. Мальчик жадно обхватывает его, заглатывает почти целиком и сосёт.

Чертёнок. Маленький безумно развратный чертёнок. Схожу с ума. Теряю голову. Я потерял её уже давно. Наверное, с той самой минуты, когда он появился в моей жизни. Тогда он уже поймал меня в плен своего очарования. Кто из нас на самом деле охотник, а кто пленник? Кто хрупкая стрекоза, а кто ловушка-янтарь? Теряюсь в догадках. Я просто растворяюсь в блаженстве наслаждения...

Юкито слизывает с губ сперму и смотрит на меня умоляюще. Я только что кончил в этот милый ротик, вибратор продолжает долбить его в попку, сам же мальчик изнывает от желания, хочет ласки, нежности.

Глажу Юкито по голове, вынимаю вибратор, развязываю руки, подхватываю и сажаю себе на колени. От каждого прикосновения мальчик дрожит, всё его тело — сплошная эрогенная зона. Облизываю нежную шею, щекочу языком, и Юкито стонет, прижимается спиной.

— Пап, пожалуйста... — едва слышно выдыхает он и трётся о меня бёдрами.

— Неужели игрушки тебя уже не удовлетворяют? — хмыкаю я, целуя в ухо.

— Нет... Только ты...

Он просит, умоляет всем телом, и я не могу отказать. Хочу его, своего маленького чертёнка, свою сияющую стрекозу.

Прикусив гибкую шею, приподнимаю бёдра Юкито и насаживаю на себя, вхожу в него, в это послушное стонущее чудо...

* * *

Отца нет на рабочем месте, вышел по делам, но меня в офисе хорошо знают, поэтому пропускают без вопросов. Отказавшись от любезно предложенного кофе, закрываю дверь кабинета и подхожу к столу. Сразу замечаю ключи от машины и улыбаюсь, потому что на них всё ещё висит старый брелок — мой первый подарок отцу на день рождения. Помню, как он был тронут, как разглядывал янтарную каплю с застывшей в ней красавицей стрекозой, как журил меня за то, что так потратился. А я был счастлив от этого. Просто от того, что он благодарен.

Сажусь в кресло, скольжу взглядом по разложенным бумагам. Записи, отчёты, какие-то заявления… И резко останавливаюсь на знакомой фамилии.

«Миура».

Хватаю бумагу, читаю, буквально вгрызаюсь глазами в строчки, и губы сами собой растягивает улыбка. Хищная, злая улыбка. Ухмылка.

Семейная компания Миуры — банкрот. Семейной компании Миуры больше нет. И напыщенный урод Миура Отодзи больше не наследник богатенького папаши. Теперь он наследует только долги.

Папа. Папочка, не знаю, как ты это сделал, какие связи использовал, но ты виртуоз, ты гений, волшебник! Ты самый лучший! Ты сделал то, о чём я мечтал всю свою сознательную жизнь: ты растоптал этого гада. Это лицемерное мудачьё, которое только и умеет, что плевать в других.

Всю школу, все последние шесть лет он унижал меня, при каждом удобном случае бил по больным точкам, напоминая, что у меня нет отца, что мать — киношная шлюха и что сам я — никто. И это именно он предложил тогда на фестивале обрядить меня в костюм горничной, чтобы добить, чтобы втоптать в грязь окончательно.

Только вот я сумел использовать эту ситуацию в своих интересах.

Когда я стал думать об отце как о мужчине? Как о своём мужчине? Сразу, как встретил? Нет. Конечно же, не сразу.

Поначалу я его вообще не воспринимал. Я не привык к отцовской заботе. Я вообще к заботе не привык. Но он был так настойчив, так терпелив и так добр, что я не выдержал, раскрылся перед ним, впустил в своё сердце, ринулся в тёплые объятия и сам не заметил, как отчуждение сменилось дружбой, дружба — сыновьей любовью, а сыновней любовь — чем-то совершенно иным. Желанием, диким, безумным и настолько сильным, что оно буквально сводило с ума.

Да, я сходил с ума, а мать опять шлялась где попало со своими бесчисленными любовниками, и отец доверчиво верил всем её россказням. Эта ситуация доводила меня до бешенства. Но я держал себя в руках, потому что ничего не мог сделать. Совершенно ничего! Отец был счастлив, и я не мог себе позволить сломать это счастье.

Но оно сломалось само.

Отец в одночасье потерял работу и жену. Он утратил почву под ногами, завис серебристой стрекозой, в отчаянье борясь с ветром проблем. Разве я мог упустить такой шанс? Конечно же, нет.

Я, именно я протянул ему руку помощи, утешал, подбадривал. Я стал его почвой, поддержкой, а в конце концов — целым миром. Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я поймал отца в плен своего очарования.

Я соблазнял его. Медленно, аккуратно, осторожно, чтобы не спугнуть. Часами разговаривал с ним, гладя по руке, искренне радовался его успехам и победам, изображал, что мучаюсь от ночных кошмаров, и просил отца остаться рядом. Так продолжалось полтора года. Я видел, чувствовал, что отец хочет меня, но сопротивляется, борется с желанием, и думал. Думал, как подтолкнуть его перешагнуть последнюю черту, перейти запретную границу.

И тогда подвернулся фестиваль.

Желая поиздеваться, Миура предложил обрядить меня вместе с девочками в костюм горничной. Он ведь прекрасно знал, какой фильм принёс популярность моей матери. Он думал, что буду сопротивляться, но я согласился, и напялил этот дурацкий костюм, и весь день ходил, завлекая народ. А ещё очень настойчиво просил отца не приходить на фестиваль, зная, что всё равно придёт. Придёт и увидит меня таким.

Эффект вышел поистине сногсшибательным.

Отец буквально обезумел. Схватил, запихал в машину, привёз домой и там начал кричать и срывать с меня одежду. Никогда не видел его таким, я действительно испугался. Испугался, что он может что-нибудь сотворить со мной и с собой. Но увидев мою наготу, папа резко изменился, начал целовать, обнимать, ласкать. Дальше этого дело не зашло, но я млел от счастья. Он переступил запретную черту, и назад дороги уже не было. Я просто не давал ему повернуть обратно. Я был ласковым, послушным, покорным, позволял делать с собой всё, что он только пожелает. Я и сам хотел этого. Жаждал безумно и неистово!

Так унизительная история с фестивалем сыграла на руку. И сыграла дважды.

Миура, конечно, старался не подавать виду, но я всё равно заметил, какими глазами он смотрел на меня, когда я дефилировал в юбке и кружевном фартуке. Да у него просто слюни текли всякий раз, как я проходил мимо. Делал фотографии, натужно пытаясь издеваться и старательно прикрывая стояк. Потом наверняка не раз дрочил на эти фотки. Урод.

С тех пор настало моё время измываться.

Попервости Миура ещё пытался сохранить лицо, по-прежнему острил и унижал, но выходило вяло. Кисло выходило. А может, меня больше не трогали его слова, потому что я знал их причину? Или потому что отношения с папой сдвинулись с мёртвой точки ожидания? Не знаю почему, но мне на самом деле стало безразлично, что Миура сочиняет. Я знал, что он хочет меня, и играл с ним. Строил ему глазки, потом тут же переключался на кого-нибудь другого, делал вид, что не понимаю его подкатов, водил за нос, начинал встречаться, бросал, вынуждал приходить и вымаливать прощение, унижал, позволял только обнимать себя и слегка ласкать, обещая секс по окончании школы. В общем, издевался над ним и наслаждался этим на полную катушку.

Но мне было мало. За годы террора я хотел настоящей мести. Поэтому-то и устроил у дверей ресторана то показательное выступление для отца. Знал, что папа придёт в ярость. Знал, что захочет растоптать конкурента, посягнувшего на его собственность. Знал, что не остановится ни перед чем.

И вот результат: Миура банкрот!

Положив бумаги на место, со счастливой улыбкой откидываюсь в кресле и слышу шаги. Их я узнаю из тысячи — шаги моего отца, моего любовника.

Он заходит в кабинет, приветливо улыбается мне.

— Ты что-то рано сегодня, Юкито, — говорит отец, подходя к столу.

— Преподаватель заболел, и последних пар не было, — отвечаю, уступая ему место. — Вот, решил забежать к тебе, думал сходить вечером куда-нибудь вдвоём.

Неспешно иду по кабинету и, проходя мимо двери, защёлкиваю замок.

— Да и здесь осваиваться нужно. Ты же предлагал начать подрабатывать. Предложение ещё в силе? — спрашиваю, останавливаясь у кресла.

— Разумеется, в силе! — расплывается в счастливой улыбке отец.

— Тогда давай начнём с чего-нибудь интересного, — шепчу я и приобнимаю его за плечи.

— Ю... Юкито, мы же на работе, — неуверенно тянет папа.

Но я чувствую, как его тело напрягается, вспыхивает энергией. Он хочет.

— Ты же давно хотел сделать это со мной здесь на столе...

Соблазнительно дышу ему прямо в ухо, скольжу руками по груди, разворачиваю к себе лицом и опускаюсь на колени.

— Юкито...

Голос отца дрожит в предвкушении, потому что я уже расстёгиваю его ширинку, зубами стягиваю бельё, касаюсь языком члена и слышу тихий стон.

Он счастлив. Мой самый лучший и заботливый отец. Мой самый нежный и страстный любовник. Мой. Только мой...





* В Японии учатся полных 12 лет и заканчивают в 19 лет, а на права можно сдавать с 18-ти.

30. 06. 2016

@темы: Слэш, NC-17, POV, Мини, Закончен