Название: Янтарь для стрекозы
Автор: Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, мини, закончен
Жанры: Слэш (яой), повседневность, POV
Предупреждения: Инцест («юридический», не кровный), кинк, секс с использованием посторонних предметов, джапанреал
Саммари: Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я пленяю тебя. Медленно, аккуратно, осторожно. И тебе уже не вырваться из моих объятий. Никогда.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой.
Стою, оперевшись о капот машины, вдыхаю тягучий, пьянящий запах и понимаю, что это уже весна. Настоящая. Март выдался тёплым, солнечным, и не сегодня, так завтра по всему городу зацветёт яблоня. Уже сейчас некоторые скороспелки распускают свои первые бутоны, а через неделю все парки Токио покроются нежным цветом.
Весна наступила для меня неожиданно, я только сейчас её по-настоящему заметил. Слишком погрузился в работу, в биржевые игры, в каждодневную паутину связей и интриги. Да и за Юкито, чего уж скрывать, переживал. Дополнительные занятия, выпускные экзамены, вступительные экзамены — та ещё нервотрёпка. Мальчик осунулся, с лица весь спал. Но теперь всё позади. Официальное зачисление в ТУ будет только через пять дней, но я пробил по каналам и уже знаю, что он прошёл. Мой умничка. Моё солнышко.
Я стою напротив ресторана, в который он вместе с классом и учителями отправился после выпускной церемонии. Полчаса назад он позвонил мне и попросил забрать. И вот я здесь. Жду.
читать дальшеИнтересно, какое у Юкито будет лицо, когда он увидит эту новенькую «Тойоту Камри»? Ведь ключ, что торчит сейчас в замке зажигания и поблёскивает янтарным брелоком, — его ключ. На права Юкито сдал ещё полтора года назад, как только восемнадцать стукнуло*. Он ничего не просил и уж тем более не требовал, я сам решил подарить ему машину на выпускной.
— Господин Такэда? Такэда Наоки? Здравствуйте!
Мужчина в деловом костюме двигается ко мне от дверей ресторана. Приглядываюсь и узнаю одного из учителей Юкито. Кажется, его зовут Исикава Кацума.
— Здравствуйте, господин Исикава, — говорю я.
Не очень-то хочется сейчас разговаривать, но не реагировать на приветствие совсем уж невежливо.
— Вы за Юкито? — господин Исикава останавливается рядом. — А почему так рано? Вечеринка только в самом разгаре.
— Мальчик очень устал, да и завтра у нас ещё много дел, — уклончиво отвечаю я. Ну не говорить же, что Юкито сам позвонил и сказал, что ему скучно.
— О да, понимаю. Эти экзамены так выматывают. Тем более, он подавал документы в Токийский Университет, а там очень суровые требования и жёсткий отбор. Но я верю в Юкито. Нет. Я уверен в нём!
Кажется, господин Исикава немного поддал, или просто момент расставания с учениками так повлиял на него, что он расчувствовался.
— Знаете, господин Такэда, я очень рад, что вы усыновили этого мальчика. Может, вам и неприятно вспоминать то время — понимаю, что оно было не самым лучшим, — но я, как учитель, рад, что всё закончилось именно так. Я помню, каким отстранённым и необщительным Юкито был в средней школе, и я вижу, каким он стал сейчас. Словно цветок, что держали в подвале долгие годы, а потом вынесли на солнце, распустился буквально на глазах. И всё благодаря вам, вашей поддержке, вашей поистине отцовской заботе. Мать Юкито совершенно не думала о нём. Кстати, вы не знаете, что с ней сейчас?
— Не имею понятия. Наверное, всё ещё пытается сниматься в порно.
Да, история была весьма неприятная.
Эйко, мать Юкито, только начав карьеру модели, забеременела от своего партнёра по съёмкам — подающего большие надежды плейбоя, имя которого я уже и не вспомню. В надежде удержать его, Эйко родила, и плейбой вроде как даже обещал жениться, но потом струсил и отказался — и от Эйко, и от ребёнка. Тогда Эйко, быстро восстановив свои прежние формы, снова подалась в модельный бизнес, а маленького Юкито оставила на воспитание бабушке. Пользуясь своей всё ещё привлекательной внешностью, Эйко гонялась за «толстыми кошельками», но не могла удержать ни одного: её неизменно бросали, или она сама по глупости кидала папика, «влюбившись» в очередного красавчика. С работой у Эйко тоже не клеилось, пока она не подалась в порноиндустрию.
О! Там у неё был успех! Фильм «Девочка-горничная» с Эйко в главной роли пользовался бешеной популярностью в определённых кругах и сорвал кассу. После такого успеха Эйко хотели все и предлагали роль за ролью, она стала порнопримой. Не стоит и говорить о том, что про сына она совсем забыла.
А меж тем мальчик рос, и рос довольно замкнутым и болезненным ребёнком. Его дразнили из-за работы матери, он боролся с этим, как умел: игнорировал, огрызался и всё больше закрывался в себе. Бабушка старалась, делала всё, что могла, всё, что было в её силах, чтобы вырастить, воспитать внука, но возраст и болезни взяли своё, и четыре года назад старушка скончалась. Тогда Юкито только перешёл в третий класс средней школы. К тому времени популярность порнопримы угасла, сама же прима стремительно увядала, предложения больше не сыпались золотым дождём, она хваталась за всё подряд, и как раз в тот момент её бросил очередной ухажёр. Смерть бабушки Юкито стала последней каплей. После похорон Эйко начала быстро подыскивать кандидата в мужья.
И тут подвернулся я: скромный банковский служащий со средним достатком, разведённый, наивный, надёжный. И влюблённый в неё.
Сейчас, понимая всю подноготную, противно вспоминать. Но что было, то было. Видимо, годы жизни прибавили Эйко ума, а меня влюблённость, наоборот, его лишила. Эйко с лёгкостью окрутила меня, женила на себе, а я и рад был.
Я ведь действительно радовался. И не только тому, что взял в жёны грёзу своей юности, но и сыну. Я давно мечтал о ребёнке, а первая жена не хотела, поэтому мы и расстались. В общем-то, мне было почти не важно родной это ребёнок или усыновлённый, я хотел реализовать себя как отца, заботиться о ком-то, опекать, помогать. С воодушевлением и всей ответственностью я взялся за это дело, и Юкито, замкнутый и настороженный, не знакомый с отцовской лаской, в конце концов оттаял, раскрылся, потянулся ко мне. А пока я занимался налаживанием отношений с Юкито, Эйко вернулась к прежней жизни, придумывая бесконечные истории про работу и съёмки. В душе я догадывался, что она врёт, что вместо работы крутит романы, но не хотел рушить такое хрупкое счастье.
Впрочем, оно длилось недолго.
Через год банк, в котором я работал, лопнул, оставив меня без работы. И Эйко, недолго думая, собрала вещи и убежала с очередным любовником, попросту бросив нас с сыном.
Для меня настали тяжёлые времена. Я никак не мог устроиться на работу, нервничал, всё больше впадал в уныние. И Юкито стал моим спасением, лучиком света. Именно он, хрупкий и брошенный, поддерживал меня, не давал раскиснуть, вселял уверенность. Именно он подсказал заняться игрой на рынке ценных бумаг. Тогда я и обнаружил в себе талант биржевого брокера. Мне чертовски везло тогда и дьявольски везёт до сих пор. Начав три года назад с частного трейдера, я заработал имя, репутацию и миллионы наличных. Сейчас у меня своя брокерская компания, которая обслуживает солидные фирмы и корпорации, множество связей с влиятельными людьми, но самое главное — сын.
А Эйко я больше не интересовался и понятия не имею, где она сейчас и чем занимается. За все эти годы она ни разу не появлялась, даже не звонила. И так как в своё время я усыновил Юкито, то по всем законам он считается моим сыном.
— Простите, что завёл разговор об этом, — голос господина Исикавы отвлекает от мыслей. — Но я всегда хотел выразить вам свою благодарность за то, что стали настоящей поддержкой Юкито. Он рос без отца и без матери, ему не на кого было положиться. Он всегда был умным и прилежным мальчиком, но никогда ни с кем не общался, всегда держался в стороне от коллектива. Сейчас у него даже появились друзья. Особенно Юкито сдружился с Миурой Отодзи.
— Миура? — переспрашиваю я. Фамилия кажется знакомой. — А не тот ли это одноклассник, который задирал Юкито?
— Ну да, поначалу они не ладили, но вот в последнем классе стали дружить. Подростки — удивительные создания. Калейдоскоп их отношений подчас складывается невероятным образом.
Про дружбу с Миурой Юкито ничего не рассказывал. И это странно. Обычно он делится всем. И уж такой-то новостью поделился бы наверняка, ведь сынок богатенького папаши Миура в средней школе не упускал случая задеть, уколоть, уязвить словами, напомнить Юкито, в каких фильмах снимается его мать. И с этим Миурой он задружил? Что за бред!
Но пуститься в раздумья не успеваю: двери ресторана раскрываются, и на улицу выходит Юкито.
Кто говорит, что красотой он пошёл в мать, просто не видели его бабку, потому что мальчик пошёл именно в неё. Эйко, бесспорно, красива, но красота эта яркая, какая-то вычурная и слишком европеизированная. Бабушка Юкито обладала классической японской красотой: сдержанной, ровной, благородной. Я никогда не видел её при жизни, но фотографий в семейном альбоме имелось предостаточно, и одного беглого взгляда хватало, чтобы понять, что Юкито её внук: невысокий, стройный, даже хрупкий, с правильными чертами лица и от природы большими, выразительными глазами. В нём всё было утончённо и аккуратно. Даже отросшие волосы, которые у другого мальчишки смотрелись бы безалаберно, у Юкито выглядели идеальной причёской.
Таким сыном можно гордиться и любоваться, и я любуюсь. Но тут двери ресторана, ещё не успев закрыться, снова распахиваются, выпуская высокого паренька.
Уж не Миура ли это, случаем?
Парень хватает Юкито за плечо и, развернув, начинает что-то говорить, а я внутренне весь напрягаюсь. Хочется подойти и сбросить грязную руку с плеча своего сына. Да и Юкито хорош. Чего он медлит? Сверлю его взглядом. Жду, когда он догадается стряхнуть чужие руки. Но вместо этого Юкито на доли секунды прижимается к парню, позволяя обнять себя!
Кто угодно мог бы назвать это дружескими прощальными объятьями. Кто угодно. Только не я. Я вижу, как смотрит на Юкито Миура. Я вижу, что выражает его лицо. И выражает оно далеко не дружеские чувства.
Похоть и жадность — вот, что написано у Миуры на лице.
Юкито выскальзывает из его рук, поворачивается и бежит к машине. В глазах сияет радость, а у меня же...
Нет, я не знаю, что творится с моим лицом, но, заметив меня, Юкито спотыкается, а искры радости в глазах разлетаются испуганными стрекозами.
Распрощавшись с господином Исикавой, сажусь за руль, Юкито устраивается рядом на переднем сиденье, молчит, лишь испуганно кидает на меня взгляды. Так и доезжаем до дома, не проронив ни слова.
Скинув ботинки и не глядя на Юкито, направляюсь в кабинет. Нужно успокоиться, нужно отвлечься, пока не натворил чего-нибудь. Но не получается.
— Пап, что случилось?
Тихий голос Юкито разбивает вдребезги тщательно собираемое во время поездки спокойствие. И всё летит к чертям.
Хватаю Юкито за руку и волоку в спальню, а затем швыряю мальчишку на кровать.
— С Миурой, значит, подружился? — цежу слова, держа Юкито на прицеле взгляда и расхаживая по комнате. — Видел я сегодня, какая у вас с ним «дружба». Что, он резко перестал быть мудаком? Превратился в хорошего парня?
— Он?.. Нет. Он пристаёт... — шепчет Юкито, бледнея с каждой секундой.
— А ты отшить не можешь? Не умеешь отказывать, да? Вы уже целовались? А может, вы уже трахались?!
Огонь. Адский огонь бушует во мне, сжигая, уничтожая всю нежность и доброту. Всё человеческое. Оставляя только зверя. Дикого, бешеного. Едва сдерживаю себя, чтобы не броситься на Юкито. На хрупкого, слабого, испуганного...
Но он сам ползёт ко мне. Встав на колени, ловит за бёдра, обнимает, шепчет что-то.
— Нет... нет... Ты... Только ты!..
Наконец, разбираю слова. А тонкие пальчики уже расстёгивают ширинку на моих брюках, спускают бельё. Проворным язычком Юкито касается члена, поспешно облизывает, а затем обхватывает губами и начинает сосать, ловко, умело и дьявольски приятно.
Когда же у нас это началось? Когда я понял, что хочу его? Неужели в то самое время, когда разбитый и подавленный сидел дома, а Юкито утешал меня? Или может, когда он просыпался по ночам от кошмаров, а я, чтобы успокоить, ложился рядом и ждал, пока он заснёт?
Не знаю. Не знаю, когда это случилось. Просто однажды я понял, что возбуждаюсь рядом с ним.
Поначалу думал, что это от недотраха, и начал встречаться с женщинами. Но не помогало. Тогда я попытался встречаться с мужчинами, ходил в гей-бар, но тщетно. Никакие женщины и тем более мужчины не возбуждали так, как Юкито. Все мои грязные фантазии были лишь о нём. Я не мог в это поверить, не мог принять, что хочу собственного сына. Да, не родного, но всё равно сына! Я начал избегать общения с ним, начал отдаляться, сдерживал себя, как только мог.
Но, конечно же, сорвался.
Это произошло полтора года назад. В тот день в школе Юкито проходил осенний фестиваль, в котором участвовал и его класс. На фестиваль мог прийти посмотреть кто угодно, и я тоже собирался сходить. Но Юкито отговаривал, объяснял, что нечего там делать, что будет скучно, а у меня и без того полно дел. Мне показалось это странным, поэтому решил пойти во что бы то ни стало. Я пришёл туда почти к самому закрытию и, найдя секцию его класса, увидел Юкито. Он с одноклассницами фотографировался с посетителями кафе, которое его класс устроил на фестивале. И он, как и девочки, был в костюме горничной.
Единственный парень в костюме горничной. В костюме, до безумия похожем на тот, что был у Эйко в фильме «Девочка-горничная».
И тогда что-то лопнуло во мне, сломалось окончательно и бесповоротно.
Я схватил Юкито, запихал в машину, отвёз домой и, как только захлопнул дверь, набросился на него. Я срывал эти дрянные шмотки, рвал их на части и кричал: «Ты не она! Не она! Не она!!!». Затем припёр к стене и начал целовать его обнажённые плечи, грудь, шею, лицо. А Юкито всхлипывал и дрожал в моих объятиях, дрожал, но не сопротивлялся, не вырывался.
В тот раз дело закончилось ласками и поцелуями. Но с того дня я уже не мог изменить себя, уже ничего не мог с собой сделать. Я медленно и постепенно совращал моего мальчика. Окутывал его своей извращённой нежностью, не давая ни малейшего шанса выпутаться. Он просто вяз в ней, как хрупкая стрекоза вязнет в тягучей смоле. Да, мягкое, но настойчивое давление действовало просто безотказно. Он подчинялся, он делал всё, что я хотел, из тихого послушного мальчика превращался в развратное чудо, тающее от моих прикосновений. Он научился всему. Да, научился...
И вот сейчас Юкито демонстрирует свою виртуозность. Он то вырисовывает языком узоры, облизывая ствол, то обхватывает губами и начинает посасывать. Это сводит с ума. Хочется войти в него, вогнать член в этот грязный, развратный ротик и трахать. Трахать!
Но нет. Сегодня не будет всё так просто.
Стискиваю в кулак его волосы и с силой отрываю от своего члена.
— А ему ты тоже уже отсосал? — шепчу я, глядя в расширенные глаза. — Сколько членов побывало в этом ротике?
Касаюсь указательным пальцем мягких губ, и Юкито тут же облизывает его.
— Только твой, — с придыханием говорит он. — Только ты можешь проникать в меня. Твой язык, твои пальцы, твой член...
Мальчишка вновь тянется ко мне, но я останавливаю.
— А как же Миура? Ты позволил ему себя обнять, а потом бежал, светясь от счастья.
— Я ведь тебя увидел!
— Лжёшь, маленький обманщик. За это тебя следует наказать.
Юкито переглатывает и преданно смотрит мне в глаза.
— Раздевайся, — приказываю тоном, не терпящим возражений.
Малыш легко вскакивает и, быстро скинув одежду, невинно хлопает ресницами. Но меня этой деланной наивностью не проведёшь.
— Ложись на кровать и раздвинь ноги.
И когда Юкито раскидывается на покрывале, я заламываю ему руки над головой и, стянув галстуком, привязываю к кровати. Мальчик дрожит — то ли от страха, то ли от волнения, то ли от предвкушения. Возможно, от всего сразу. Легонько касаюсь тонкой шеи, провожу пальцами по ключицам и груди, щекочу сосочки. Юкито тихо стонет, выгибается, подставляясь под мои руки, и я тут же отдёргиваю их, отстраняюсь.
Достав из шкафчика смазку и вибратор, присаживаюсь на постель.
— Согни ноги в коленях, — снова приказываю я, и он подчиняется.
Зачерпнув пальцами смазку, проникаю в его дырочку. Узенькая. Давно у нас не было секса. Но кажется, Юкито всё же разрабатывал себя не так давно, подготавливался.
Для меня или для Миуры?
Эта мысль раздражает, и я намеренно начинаю действовать грубо. Но Юкито молчит, терпит.
Закончив с растягиванием, уже без прелюдий ввожу в попку вибратор. Один из самых больших. До этого несколько раз мы игрались такими штучками, но те были меньше и вибрацию ставили слабую. Сейчас же сразу включаю на максимум.
Юкито вскрикивает, начинает дрожать, сводит вместе ноги.
— Раздвинь. Мне не видно.
Он слушается, раздвигает ноги, а я отхожу от кровати. Любуюсь.
Да, я чёртов извращенец и любуюсь этим маленьким беззащитным чудом. Любуюсь тем, как он вздрагивает от каждого толчка, как трепещут под кожей жилки, как наливается силой его член, как мальчик прикрывает глаза и отворачивается. Бесстыдный соблазнитель, сводящий с ума одним своим видом.
Я сделал его таким. Я...
Больше не могу просто смотреть. Подхожу к кровати, рывком переворачиваю Юкито на живот, заставляю встать на колени, вздёргиваю голову и подставляю к губам член. Мальчик жадно обхватывает его, заглатывает почти целиком и сосёт.
Чертёнок. Маленький безумно развратный чертёнок. Схожу с ума. Теряю голову. Я потерял её уже давно. Наверное, с той самой минуты, когда он появился в моей жизни. Тогда он уже поймал меня в плен своего очарования. Кто из нас на самом деле охотник, а кто пленник? Кто хрупкая стрекоза, а кто ловушка-янтарь? Теряюсь в догадках. Я просто растворяюсь в блаженстве наслаждения...
Юкито слизывает с губ сперму и смотрит на меня умоляюще. Я только что кончил в этот милый ротик, вибратор продолжает долбить его в попку, сам же мальчик изнывает от желания, хочет ласки, нежности.
Глажу Юкито по голове, вынимаю вибратор, развязываю руки, подхватываю и сажаю себе на колени. От каждого прикосновения мальчик дрожит, всё его тело — сплошная эрогенная зона. Облизываю нежную шею, щекочу языком, и Юкито стонет, прижимается спиной.
— Пап, пожалуйста... — едва слышно выдыхает он и трётся о меня бёдрами.
— Неужели игрушки тебя уже не удовлетворяют? — хмыкаю я, целуя в ухо.
— Нет... Только ты...
Он просит, умоляет всем телом, и я не могу отказать. Хочу его, своего маленького чертёнка, свою сияющую стрекозу.
Прикусив гибкую шею, приподнимаю бёдра Юкито и насаживаю на себя, вхожу в него, в это послушное стонущее чудо...
Отца нет на рабочем месте, вышел по делам, но меня в офисе хорошо знают, поэтому пропускают без вопросов. Отказавшись от любезно предложенного кофе, закрываю дверь кабинета и подхожу к столу. Сразу замечаю ключи от машины и улыбаюсь, потому что на них всё ещё висит старый брелок — мой первый подарок отцу на день рождения. Помню, как он был тронут, как разглядывал янтарную каплю с застывшей в ней красавицей стрекозой, как журил меня за то, что так потратился. А я был счастлив от этого. Просто от того, что он благодарен.
Сажусь в кресло, скольжу взглядом по разложенным бумагам. Записи, отчёты, какие-то заявления… И резко останавливаюсь на знакомой фамилии.
«Миура».
Хватаю бумагу, читаю, буквально вгрызаюсь глазами в строчки, и губы сами собой растягивает улыбка. Хищная, злая улыбка. Ухмылка.
Семейная компания Миуры — банкрот. Семейной компании Миуры больше нет. И напыщенный урод Миура Отодзи больше не наследник богатенького папаши. Теперь он наследует только долги.
Папа. Папочка, не знаю, как ты это сделал, какие связи использовал, но ты виртуоз, ты гений, волшебник! Ты самый лучший! Ты сделал то, о чём я мечтал всю свою сознательную жизнь: ты растоптал этого гада. Это лицемерное мудачьё, которое только и умеет, что плевать в других.
Всю школу, все последние шесть лет он унижал меня, при каждом удобном случае бил по больным точкам, напоминая, что у меня нет отца, что мать — киношная шлюха и что сам я — никто. И это именно он предложил тогда на фестивале обрядить меня в костюм горничной, чтобы добить, чтобы втоптать в грязь окончательно.
Только вот я сумел использовать эту ситуацию в своих интересах.
Когда я стал думать об отце как о мужчине? Как о своём мужчине? Сразу, как встретил? Нет. Конечно же, не сразу.
Поначалу я его вообще не воспринимал. Я не привык к отцовской заботе. Я вообще к заботе не привык. Но он был так настойчив, так терпелив и так добр, что я не выдержал, раскрылся перед ним, впустил в своё сердце, ринулся в тёплые объятия и сам не заметил, как отчуждение сменилось дружбой, дружба — сыновьей любовью, а сыновней любовь — чем-то совершенно иным. Желанием, диким, безумным и настолько сильным, что оно буквально сводило с ума.
Да, я сходил с ума, а мать опять шлялась где попало со своими бесчисленными любовниками, и отец доверчиво верил всем её россказням. Эта ситуация доводила меня до бешенства. Но я держал себя в руках, потому что ничего не мог сделать. Совершенно ничего! Отец был счастлив, и я не мог себе позволить сломать это счастье.
Но оно сломалось само.
Отец в одночасье потерял работу и жену. Он утратил почву под ногами, завис серебристой стрекозой, в отчаянье борясь с ветром проблем. Разве я мог упустить такой шанс? Конечно же, нет.
Я, именно я протянул ему руку помощи, утешал, подбадривал. Я стал его почвой, поддержкой, а в конце концов — целым миром. Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я поймал отца в плен своего очарования.
Я соблазнял его. Медленно, аккуратно, осторожно, чтобы не спугнуть. Часами разговаривал с ним, гладя по руке, искренне радовался его успехам и победам, изображал, что мучаюсь от ночных кошмаров, и просил отца остаться рядом. Так продолжалось полтора года. Я видел, чувствовал, что отец хочет меня, но сопротивляется, борется с желанием, и думал. Думал, как подтолкнуть его перешагнуть последнюю черту, перейти запретную границу.
И тогда подвернулся фестиваль.
Желая поиздеваться, Миура предложил обрядить меня вместе с девочками в костюм горничной. Он ведь прекрасно знал, какой фильм принёс популярность моей матери. Он думал, что буду сопротивляться, но я согласился, и напялил этот дурацкий костюм, и весь день ходил, завлекая народ. А ещё очень настойчиво просил отца не приходить на фестиваль, зная, что всё равно придёт. Придёт и увидит меня таким.
Эффект вышел поистине сногсшибательным.
Отец буквально обезумел. Схватил, запихал в машину, привёз домой и там начал кричать и срывать с меня одежду. Никогда не видел его таким, я действительно испугался. Испугался, что он может что-нибудь сотворить со мной и с собой. Но увидев мою наготу, папа резко изменился, начал целовать, обнимать, ласкать. Дальше этого дело не зашло, но я млел от счастья. Он переступил запретную черту, и назад дороги уже не было. Я просто не давал ему повернуть обратно. Я был ласковым, послушным, покорным, позволял делать с собой всё, что он только пожелает. Я и сам хотел этого. Жаждал безумно и неистово!
Так унизительная история с фестивалем сыграла на руку. И сыграла дважды.
Миура, конечно, старался не подавать виду, но я всё равно заметил, какими глазами он смотрел на меня, когда я дефилировал в юбке и кружевном фартуке. Да у него просто слюни текли всякий раз, как я проходил мимо. Делал фотографии, натужно пытаясь издеваться и старательно прикрывая стояк. Потом наверняка не раз дрочил на эти фотки. Урод.
С тех пор настало моё время измываться.
Попервости Миура ещё пытался сохранить лицо, по-прежнему острил и унижал, но выходило вяло. Кисло выходило. А может, меня больше не трогали его слова, потому что я знал их причину? Или потому что отношения с папой сдвинулись с мёртвой точки ожидания? Не знаю почему, но мне на самом деле стало безразлично, что Миура сочиняет. Я знал, что он хочет меня, и играл с ним. Строил ему глазки, потом тут же переключался на кого-нибудь другого, делал вид, что не понимаю его подкатов, водил за нос, начинал встречаться, бросал, вынуждал приходить и вымаливать прощение, унижал, позволял только обнимать себя и слегка ласкать, обещая секс по окончании школы. В общем, издевался над ним и наслаждался этим на полную катушку.
Но мне было мало. За годы террора я хотел настоящей мести. Поэтому-то и устроил у дверей ресторана то показательное выступление для отца. Знал, что папа придёт в ярость. Знал, что захочет растоптать конкурента, посягнувшего на его собственность. Знал, что не остановится ни перед чем.
И вот результат: Миура банкрот!
Положив бумаги на место, со счастливой улыбкой откидываюсь в кресле и слышу шаги. Их я узнаю из тысячи — шаги моего отца, моего любовника.
Он заходит в кабинет, приветливо улыбается мне.
— Ты что-то рано сегодня, Юкито, — говорит отец, подходя к столу.
— Преподаватель заболел, и последних пар не было, — отвечаю, уступая ему место. — Вот, решил забежать к тебе, думал сходить вечером куда-нибудь вдвоём.
Неспешно иду по кабинету и, проходя мимо двери, защёлкиваю замок.
— Да и здесь осваиваться нужно. Ты же предлагал начать подрабатывать. Предложение ещё в силе? — спрашиваю, останавливаясь у кресла.
— Разумеется, в силе! — расплывается в счастливой улыбке отец.
— Тогда давай начнём с чего-нибудь интересного, — шепчу я и приобнимаю его за плечи.
— Ю... Юкито, мы же на работе, — неуверенно тянет папа.
Но я чувствую, как его тело напрягается, вспыхивает энергией. Он хочет.
— Ты же давно хотел сделать это со мной здесь на столе...
Соблазнительно дышу ему прямо в ухо, скольжу руками по груди, разворачиваю к себе лицом и опускаюсь на колени.
— Юкито...
Голос отца дрожит в предвкушении, потому что я уже расстёгиваю его ширинку, зубами стягиваю бельё, касаюсь языком члена и слышу тихий стон.
Он счастлив. Мой самый лучший и заботливый отец. Мой самый нежный и страстный любовник. Мой. Только мой...
* В Японии учатся полных 12 лет и заканчивают в 19 лет, а на права можно сдавать с 18-ти.
Автор: Yueda, бета: Loreanna_dark
Данные: Ориджинал, NC-17, мини, закончен
Жанры: Слэш (яой), повседневность, POV
Предупреждения: Инцест («юридический», не кровный), кинк, секс с использованием посторонних предметов, джапанреал
Саммари: Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я пленяю тебя. Медленно, аккуратно, осторожно. И тебе уже не вырваться из моих объятий. Никогда.
Размещение: С указанием моего авторства и ссылкой.
Янтарь для стрекозы
Стою, оперевшись о капот машины, вдыхаю тягучий, пьянящий запах и понимаю, что это уже весна. Настоящая. Март выдался тёплым, солнечным, и не сегодня, так завтра по всему городу зацветёт яблоня. Уже сейчас некоторые скороспелки распускают свои первые бутоны, а через неделю все парки Токио покроются нежным цветом.
Весна наступила для меня неожиданно, я только сейчас её по-настоящему заметил. Слишком погрузился в работу, в биржевые игры, в каждодневную паутину связей и интриги. Да и за Юкито, чего уж скрывать, переживал. Дополнительные занятия, выпускные экзамены, вступительные экзамены — та ещё нервотрёпка. Мальчик осунулся, с лица весь спал. Но теперь всё позади. Официальное зачисление в ТУ будет только через пять дней, но я пробил по каналам и уже знаю, что он прошёл. Мой умничка. Моё солнышко.
Я стою напротив ресторана, в который он вместе с классом и учителями отправился после выпускной церемонии. Полчаса назад он позвонил мне и попросил забрать. И вот я здесь. Жду.
читать дальшеИнтересно, какое у Юкито будет лицо, когда он увидит эту новенькую «Тойоту Камри»? Ведь ключ, что торчит сейчас в замке зажигания и поблёскивает янтарным брелоком, — его ключ. На права Юкито сдал ещё полтора года назад, как только восемнадцать стукнуло*. Он ничего не просил и уж тем более не требовал, я сам решил подарить ему машину на выпускной.
— Господин Такэда? Такэда Наоки? Здравствуйте!
Мужчина в деловом костюме двигается ко мне от дверей ресторана. Приглядываюсь и узнаю одного из учителей Юкито. Кажется, его зовут Исикава Кацума.
— Здравствуйте, господин Исикава, — говорю я.
Не очень-то хочется сейчас разговаривать, но не реагировать на приветствие совсем уж невежливо.
— Вы за Юкито? — господин Исикава останавливается рядом. — А почему так рано? Вечеринка только в самом разгаре.
— Мальчик очень устал, да и завтра у нас ещё много дел, — уклончиво отвечаю я. Ну не говорить же, что Юкито сам позвонил и сказал, что ему скучно.
— О да, понимаю. Эти экзамены так выматывают. Тем более, он подавал документы в Токийский Университет, а там очень суровые требования и жёсткий отбор. Но я верю в Юкито. Нет. Я уверен в нём!
Кажется, господин Исикава немного поддал, или просто момент расставания с учениками так повлиял на него, что он расчувствовался.
— Знаете, господин Такэда, я очень рад, что вы усыновили этого мальчика. Может, вам и неприятно вспоминать то время — понимаю, что оно было не самым лучшим, — но я, как учитель, рад, что всё закончилось именно так. Я помню, каким отстранённым и необщительным Юкито был в средней школе, и я вижу, каким он стал сейчас. Словно цветок, что держали в подвале долгие годы, а потом вынесли на солнце, распустился буквально на глазах. И всё благодаря вам, вашей поддержке, вашей поистине отцовской заботе. Мать Юкито совершенно не думала о нём. Кстати, вы не знаете, что с ней сейчас?
— Не имею понятия. Наверное, всё ещё пытается сниматься в порно.
Да, история была весьма неприятная.
Эйко, мать Юкито, только начав карьеру модели, забеременела от своего партнёра по съёмкам — подающего большие надежды плейбоя, имя которого я уже и не вспомню. В надежде удержать его, Эйко родила, и плейбой вроде как даже обещал жениться, но потом струсил и отказался — и от Эйко, и от ребёнка. Тогда Эйко, быстро восстановив свои прежние формы, снова подалась в модельный бизнес, а маленького Юкито оставила на воспитание бабушке. Пользуясь своей всё ещё привлекательной внешностью, Эйко гонялась за «толстыми кошельками», но не могла удержать ни одного: её неизменно бросали, или она сама по глупости кидала папика, «влюбившись» в очередного красавчика. С работой у Эйко тоже не клеилось, пока она не подалась в порноиндустрию.
О! Там у неё был успех! Фильм «Девочка-горничная» с Эйко в главной роли пользовался бешеной популярностью в определённых кругах и сорвал кассу. После такого успеха Эйко хотели все и предлагали роль за ролью, она стала порнопримой. Не стоит и говорить о том, что про сына она совсем забыла.
А меж тем мальчик рос, и рос довольно замкнутым и болезненным ребёнком. Его дразнили из-за работы матери, он боролся с этим, как умел: игнорировал, огрызался и всё больше закрывался в себе. Бабушка старалась, делала всё, что могла, всё, что было в её силах, чтобы вырастить, воспитать внука, но возраст и болезни взяли своё, и четыре года назад старушка скончалась. Тогда Юкито только перешёл в третий класс средней школы. К тому времени популярность порнопримы угасла, сама же прима стремительно увядала, предложения больше не сыпались золотым дождём, она хваталась за всё подряд, и как раз в тот момент её бросил очередной ухажёр. Смерть бабушки Юкито стала последней каплей. После похорон Эйко начала быстро подыскивать кандидата в мужья.
И тут подвернулся я: скромный банковский служащий со средним достатком, разведённый, наивный, надёжный. И влюблённый в неё.
Сейчас, понимая всю подноготную, противно вспоминать. Но что было, то было. Видимо, годы жизни прибавили Эйко ума, а меня влюблённость, наоборот, его лишила. Эйко с лёгкостью окрутила меня, женила на себе, а я и рад был.
Я ведь действительно радовался. И не только тому, что взял в жёны грёзу своей юности, но и сыну. Я давно мечтал о ребёнке, а первая жена не хотела, поэтому мы и расстались. В общем-то, мне было почти не важно родной это ребёнок или усыновлённый, я хотел реализовать себя как отца, заботиться о ком-то, опекать, помогать. С воодушевлением и всей ответственностью я взялся за это дело, и Юкито, замкнутый и настороженный, не знакомый с отцовской лаской, в конце концов оттаял, раскрылся, потянулся ко мне. А пока я занимался налаживанием отношений с Юкито, Эйко вернулась к прежней жизни, придумывая бесконечные истории про работу и съёмки. В душе я догадывался, что она врёт, что вместо работы крутит романы, но не хотел рушить такое хрупкое счастье.
Впрочем, оно длилось недолго.
Через год банк, в котором я работал, лопнул, оставив меня без работы. И Эйко, недолго думая, собрала вещи и убежала с очередным любовником, попросту бросив нас с сыном.
Для меня настали тяжёлые времена. Я никак не мог устроиться на работу, нервничал, всё больше впадал в уныние. И Юкито стал моим спасением, лучиком света. Именно он, хрупкий и брошенный, поддерживал меня, не давал раскиснуть, вселял уверенность. Именно он подсказал заняться игрой на рынке ценных бумаг. Тогда я и обнаружил в себе талант биржевого брокера. Мне чертовски везло тогда и дьявольски везёт до сих пор. Начав три года назад с частного трейдера, я заработал имя, репутацию и миллионы наличных. Сейчас у меня своя брокерская компания, которая обслуживает солидные фирмы и корпорации, множество связей с влиятельными людьми, но самое главное — сын.
А Эйко я больше не интересовался и понятия не имею, где она сейчас и чем занимается. За все эти годы она ни разу не появлялась, даже не звонила. И так как в своё время я усыновил Юкито, то по всем законам он считается моим сыном.
— Простите, что завёл разговор об этом, — голос господина Исикавы отвлекает от мыслей. — Но я всегда хотел выразить вам свою благодарность за то, что стали настоящей поддержкой Юкито. Он рос без отца и без матери, ему не на кого было положиться. Он всегда был умным и прилежным мальчиком, но никогда ни с кем не общался, всегда держался в стороне от коллектива. Сейчас у него даже появились друзья. Особенно Юкито сдружился с Миурой Отодзи.
— Миура? — переспрашиваю я. Фамилия кажется знакомой. — А не тот ли это одноклассник, который задирал Юкито?
— Ну да, поначалу они не ладили, но вот в последнем классе стали дружить. Подростки — удивительные создания. Калейдоскоп их отношений подчас складывается невероятным образом.
Про дружбу с Миурой Юкито ничего не рассказывал. И это странно. Обычно он делится всем. И уж такой-то новостью поделился бы наверняка, ведь сынок богатенького папаши Миура в средней школе не упускал случая задеть, уколоть, уязвить словами, напомнить Юкито, в каких фильмах снимается его мать. И с этим Миурой он задружил? Что за бред!
Но пуститься в раздумья не успеваю: двери ресторана раскрываются, и на улицу выходит Юкито.
Кто говорит, что красотой он пошёл в мать, просто не видели его бабку, потому что мальчик пошёл именно в неё. Эйко, бесспорно, красива, но красота эта яркая, какая-то вычурная и слишком европеизированная. Бабушка Юкито обладала классической японской красотой: сдержанной, ровной, благородной. Я никогда не видел её при жизни, но фотографий в семейном альбоме имелось предостаточно, и одного беглого взгляда хватало, чтобы понять, что Юкито её внук: невысокий, стройный, даже хрупкий, с правильными чертами лица и от природы большими, выразительными глазами. В нём всё было утончённо и аккуратно. Даже отросшие волосы, которые у другого мальчишки смотрелись бы безалаберно, у Юкито выглядели идеальной причёской.
Таким сыном можно гордиться и любоваться, и я любуюсь. Но тут двери ресторана, ещё не успев закрыться, снова распахиваются, выпуская высокого паренька.
Уж не Миура ли это, случаем?
Парень хватает Юкито за плечо и, развернув, начинает что-то говорить, а я внутренне весь напрягаюсь. Хочется подойти и сбросить грязную руку с плеча своего сына. Да и Юкито хорош. Чего он медлит? Сверлю его взглядом. Жду, когда он догадается стряхнуть чужие руки. Но вместо этого Юкито на доли секунды прижимается к парню, позволяя обнять себя!
Кто угодно мог бы назвать это дружескими прощальными объятьями. Кто угодно. Только не я. Я вижу, как смотрит на Юкито Миура. Я вижу, что выражает его лицо. И выражает оно далеко не дружеские чувства.
Похоть и жадность — вот, что написано у Миуры на лице.
Юкито выскальзывает из его рук, поворачивается и бежит к машине. В глазах сияет радость, а у меня же...
Нет, я не знаю, что творится с моим лицом, но, заметив меня, Юкито спотыкается, а искры радости в глазах разлетаются испуганными стрекозами.
Распрощавшись с господином Исикавой, сажусь за руль, Юкито устраивается рядом на переднем сиденье, молчит, лишь испуганно кидает на меня взгляды. Так и доезжаем до дома, не проронив ни слова.
Скинув ботинки и не глядя на Юкито, направляюсь в кабинет. Нужно успокоиться, нужно отвлечься, пока не натворил чего-нибудь. Но не получается.
— Пап, что случилось?
Тихий голос Юкито разбивает вдребезги тщательно собираемое во время поездки спокойствие. И всё летит к чертям.
Хватаю Юкито за руку и волоку в спальню, а затем швыряю мальчишку на кровать.
— С Миурой, значит, подружился? — цежу слова, держа Юкито на прицеле взгляда и расхаживая по комнате. — Видел я сегодня, какая у вас с ним «дружба». Что, он резко перестал быть мудаком? Превратился в хорошего парня?
— Он?.. Нет. Он пристаёт... — шепчет Юкито, бледнея с каждой секундой.
— А ты отшить не можешь? Не умеешь отказывать, да? Вы уже целовались? А может, вы уже трахались?!
Огонь. Адский огонь бушует во мне, сжигая, уничтожая всю нежность и доброту. Всё человеческое. Оставляя только зверя. Дикого, бешеного. Едва сдерживаю себя, чтобы не броситься на Юкито. На хрупкого, слабого, испуганного...
Но он сам ползёт ко мне. Встав на колени, ловит за бёдра, обнимает, шепчет что-то.
— Нет... нет... Ты... Только ты!..
Наконец, разбираю слова. А тонкие пальчики уже расстёгивают ширинку на моих брюках, спускают бельё. Проворным язычком Юкито касается члена, поспешно облизывает, а затем обхватывает губами и начинает сосать, ловко, умело и дьявольски приятно.
Когда же у нас это началось? Когда я понял, что хочу его? Неужели в то самое время, когда разбитый и подавленный сидел дома, а Юкито утешал меня? Или может, когда он просыпался по ночам от кошмаров, а я, чтобы успокоить, ложился рядом и ждал, пока он заснёт?
Не знаю. Не знаю, когда это случилось. Просто однажды я понял, что возбуждаюсь рядом с ним.
Поначалу думал, что это от недотраха, и начал встречаться с женщинами. Но не помогало. Тогда я попытался встречаться с мужчинами, ходил в гей-бар, но тщетно. Никакие женщины и тем более мужчины не возбуждали так, как Юкито. Все мои грязные фантазии были лишь о нём. Я не мог в это поверить, не мог принять, что хочу собственного сына. Да, не родного, но всё равно сына! Я начал избегать общения с ним, начал отдаляться, сдерживал себя, как только мог.
Но, конечно же, сорвался.
Это произошло полтора года назад. В тот день в школе Юкито проходил осенний фестиваль, в котором участвовал и его класс. На фестиваль мог прийти посмотреть кто угодно, и я тоже собирался сходить. Но Юкито отговаривал, объяснял, что нечего там делать, что будет скучно, а у меня и без того полно дел. Мне показалось это странным, поэтому решил пойти во что бы то ни стало. Я пришёл туда почти к самому закрытию и, найдя секцию его класса, увидел Юкито. Он с одноклассницами фотографировался с посетителями кафе, которое его класс устроил на фестивале. И он, как и девочки, был в костюме горничной.
Единственный парень в костюме горничной. В костюме, до безумия похожем на тот, что был у Эйко в фильме «Девочка-горничная».
И тогда что-то лопнуло во мне, сломалось окончательно и бесповоротно.
Я схватил Юкито, запихал в машину, отвёз домой и, как только захлопнул дверь, набросился на него. Я срывал эти дрянные шмотки, рвал их на части и кричал: «Ты не она! Не она! Не она!!!». Затем припёр к стене и начал целовать его обнажённые плечи, грудь, шею, лицо. А Юкито всхлипывал и дрожал в моих объятиях, дрожал, но не сопротивлялся, не вырывался.
В тот раз дело закончилось ласками и поцелуями. Но с того дня я уже не мог изменить себя, уже ничего не мог с собой сделать. Я медленно и постепенно совращал моего мальчика. Окутывал его своей извращённой нежностью, не давая ни малейшего шанса выпутаться. Он просто вяз в ней, как хрупкая стрекоза вязнет в тягучей смоле. Да, мягкое, но настойчивое давление действовало просто безотказно. Он подчинялся, он делал всё, что я хотел, из тихого послушного мальчика превращался в развратное чудо, тающее от моих прикосновений. Он научился всему. Да, научился...
И вот сейчас Юкито демонстрирует свою виртуозность. Он то вырисовывает языком узоры, облизывая ствол, то обхватывает губами и начинает посасывать. Это сводит с ума. Хочется войти в него, вогнать член в этот грязный, развратный ротик и трахать. Трахать!
Но нет. Сегодня не будет всё так просто.
Стискиваю в кулак его волосы и с силой отрываю от своего члена.
— А ему ты тоже уже отсосал? — шепчу я, глядя в расширенные глаза. — Сколько членов побывало в этом ротике?
Касаюсь указательным пальцем мягких губ, и Юкито тут же облизывает его.
— Только твой, — с придыханием говорит он. — Только ты можешь проникать в меня. Твой язык, твои пальцы, твой член...
Мальчишка вновь тянется ко мне, но я останавливаю.
— А как же Миура? Ты позволил ему себя обнять, а потом бежал, светясь от счастья.
— Я ведь тебя увидел!
— Лжёшь, маленький обманщик. За это тебя следует наказать.
Юкито переглатывает и преданно смотрит мне в глаза.
— Раздевайся, — приказываю тоном, не терпящим возражений.
Малыш легко вскакивает и, быстро скинув одежду, невинно хлопает ресницами. Но меня этой деланной наивностью не проведёшь.
— Ложись на кровать и раздвинь ноги.
И когда Юкито раскидывается на покрывале, я заламываю ему руки над головой и, стянув галстуком, привязываю к кровати. Мальчик дрожит — то ли от страха, то ли от волнения, то ли от предвкушения. Возможно, от всего сразу. Легонько касаюсь тонкой шеи, провожу пальцами по ключицам и груди, щекочу сосочки. Юкито тихо стонет, выгибается, подставляясь под мои руки, и я тут же отдёргиваю их, отстраняюсь.
Достав из шкафчика смазку и вибратор, присаживаюсь на постель.
— Согни ноги в коленях, — снова приказываю я, и он подчиняется.
Зачерпнув пальцами смазку, проникаю в его дырочку. Узенькая. Давно у нас не было секса. Но кажется, Юкито всё же разрабатывал себя не так давно, подготавливался.
Для меня или для Миуры?
Эта мысль раздражает, и я намеренно начинаю действовать грубо. Но Юкито молчит, терпит.
Закончив с растягиванием, уже без прелюдий ввожу в попку вибратор. Один из самых больших. До этого несколько раз мы игрались такими штучками, но те были меньше и вибрацию ставили слабую. Сейчас же сразу включаю на максимум.
Юкито вскрикивает, начинает дрожать, сводит вместе ноги.
— Раздвинь. Мне не видно.
Он слушается, раздвигает ноги, а я отхожу от кровати. Любуюсь.
Да, я чёртов извращенец и любуюсь этим маленьким беззащитным чудом. Любуюсь тем, как он вздрагивает от каждого толчка, как трепещут под кожей жилки, как наливается силой его член, как мальчик прикрывает глаза и отворачивается. Бесстыдный соблазнитель, сводящий с ума одним своим видом.
Я сделал его таким. Я...
Больше не могу просто смотреть. Подхожу к кровати, рывком переворачиваю Юкито на живот, заставляю встать на колени, вздёргиваю голову и подставляю к губам член. Мальчик жадно обхватывает его, заглатывает почти целиком и сосёт.
Чертёнок. Маленький безумно развратный чертёнок. Схожу с ума. Теряю голову. Я потерял её уже давно. Наверное, с той самой минуты, когда он появился в моей жизни. Тогда он уже поймал меня в плен своего очарования. Кто из нас на самом деле охотник, а кто пленник? Кто хрупкая стрекоза, а кто ловушка-янтарь? Теряюсь в догадках. Я просто растворяюсь в блаженстве наслаждения...
Юкито слизывает с губ сперму и смотрит на меня умоляюще. Я только что кончил в этот милый ротик, вибратор продолжает долбить его в попку, сам же мальчик изнывает от желания, хочет ласки, нежности.
Глажу Юкито по голове, вынимаю вибратор, развязываю руки, подхватываю и сажаю себе на колени. От каждого прикосновения мальчик дрожит, всё его тело — сплошная эрогенная зона. Облизываю нежную шею, щекочу языком, и Юкито стонет, прижимается спиной.
— Пап, пожалуйста... — едва слышно выдыхает он и трётся о меня бёдрами.
— Неужели игрушки тебя уже не удовлетворяют? — хмыкаю я, целуя в ухо.
— Нет... Только ты...
Он просит, умоляет всем телом, и я не могу отказать. Хочу его, своего маленького чертёнка, свою сияющую стрекозу.
Прикусив гибкую шею, приподнимаю бёдра Юкито и насаживаю на себя, вхожу в него, в это послушное стонущее чудо...
* * *
Отца нет на рабочем месте, вышел по делам, но меня в офисе хорошо знают, поэтому пропускают без вопросов. Отказавшись от любезно предложенного кофе, закрываю дверь кабинета и подхожу к столу. Сразу замечаю ключи от машины и улыбаюсь, потому что на них всё ещё висит старый брелок — мой первый подарок отцу на день рождения. Помню, как он был тронут, как разглядывал янтарную каплю с застывшей в ней красавицей стрекозой, как журил меня за то, что так потратился. А я был счастлив от этого. Просто от того, что он благодарен.
Сажусь в кресло, скольжу взглядом по разложенным бумагам. Записи, отчёты, какие-то заявления… И резко останавливаюсь на знакомой фамилии.
«Миура».
Хватаю бумагу, читаю, буквально вгрызаюсь глазами в строчки, и губы сами собой растягивает улыбка. Хищная, злая улыбка. Ухмылка.
Семейная компания Миуры — банкрот. Семейной компании Миуры больше нет. И напыщенный урод Миура Отодзи больше не наследник богатенького папаши. Теперь он наследует только долги.
Папа. Папочка, не знаю, как ты это сделал, какие связи использовал, но ты виртуоз, ты гений, волшебник! Ты самый лучший! Ты сделал то, о чём я мечтал всю свою сознательную жизнь: ты растоптал этого гада. Это лицемерное мудачьё, которое только и умеет, что плевать в других.
Всю школу, все последние шесть лет он унижал меня, при каждом удобном случае бил по больным точкам, напоминая, что у меня нет отца, что мать — киношная шлюха и что сам я — никто. И это именно он предложил тогда на фестивале обрядить меня в костюм горничной, чтобы добить, чтобы втоптать в грязь окончательно.
Только вот я сумел использовать эту ситуацию в своих интересах.
Когда я стал думать об отце как о мужчине? Как о своём мужчине? Сразу, как встретил? Нет. Конечно же, не сразу.
Поначалу я его вообще не воспринимал. Я не привык к отцовской заботе. Я вообще к заботе не привык. Но он был так настойчив, так терпелив и так добр, что я не выдержал, раскрылся перед ним, впустил в своё сердце, ринулся в тёплые объятия и сам не заметил, как отчуждение сменилось дружбой, дружба — сыновьей любовью, а сыновней любовь — чем-то совершенно иным. Желанием, диким, безумным и настолько сильным, что оно буквально сводило с ума.
Да, я сходил с ума, а мать опять шлялась где попало со своими бесчисленными любовниками, и отец доверчиво верил всем её россказням. Эта ситуация доводила меня до бешенства. Но я держал себя в руках, потому что ничего не мог сделать. Совершенно ничего! Отец был счастлив, и я не мог себе позволить сломать это счастье.
Но оно сломалось само.
Отец в одночасье потерял работу и жену. Он утратил почву под ногами, завис серебристой стрекозой, в отчаянье борясь с ветром проблем. Разве я мог упустить такой шанс? Конечно же, нет.
Я, именно я протянул ему руку помощи, утешал, подбадривал. Я стал его почвой, поддержкой, а в конце концов — целым миром. Как жидкая смола ловит стрекозу в свой янтарный плен, так и я поймал отца в плен своего очарования.
Я соблазнял его. Медленно, аккуратно, осторожно, чтобы не спугнуть. Часами разговаривал с ним, гладя по руке, искренне радовался его успехам и победам, изображал, что мучаюсь от ночных кошмаров, и просил отца остаться рядом. Так продолжалось полтора года. Я видел, чувствовал, что отец хочет меня, но сопротивляется, борется с желанием, и думал. Думал, как подтолкнуть его перешагнуть последнюю черту, перейти запретную границу.
И тогда подвернулся фестиваль.
Желая поиздеваться, Миура предложил обрядить меня вместе с девочками в костюм горничной. Он ведь прекрасно знал, какой фильм принёс популярность моей матери. Он думал, что буду сопротивляться, но я согласился, и напялил этот дурацкий костюм, и весь день ходил, завлекая народ. А ещё очень настойчиво просил отца не приходить на фестиваль, зная, что всё равно придёт. Придёт и увидит меня таким.
Эффект вышел поистине сногсшибательным.
Отец буквально обезумел. Схватил, запихал в машину, привёз домой и там начал кричать и срывать с меня одежду. Никогда не видел его таким, я действительно испугался. Испугался, что он может что-нибудь сотворить со мной и с собой. Но увидев мою наготу, папа резко изменился, начал целовать, обнимать, ласкать. Дальше этого дело не зашло, но я млел от счастья. Он переступил запретную черту, и назад дороги уже не было. Я просто не давал ему повернуть обратно. Я был ласковым, послушным, покорным, позволял делать с собой всё, что он только пожелает. Я и сам хотел этого. Жаждал безумно и неистово!
Так унизительная история с фестивалем сыграла на руку. И сыграла дважды.
Миура, конечно, старался не подавать виду, но я всё равно заметил, какими глазами он смотрел на меня, когда я дефилировал в юбке и кружевном фартуке. Да у него просто слюни текли всякий раз, как я проходил мимо. Делал фотографии, натужно пытаясь издеваться и старательно прикрывая стояк. Потом наверняка не раз дрочил на эти фотки. Урод.
С тех пор настало моё время измываться.
Попервости Миура ещё пытался сохранить лицо, по-прежнему острил и унижал, но выходило вяло. Кисло выходило. А может, меня больше не трогали его слова, потому что я знал их причину? Или потому что отношения с папой сдвинулись с мёртвой точки ожидания? Не знаю почему, но мне на самом деле стало безразлично, что Миура сочиняет. Я знал, что он хочет меня, и играл с ним. Строил ему глазки, потом тут же переключался на кого-нибудь другого, делал вид, что не понимаю его подкатов, водил за нос, начинал встречаться, бросал, вынуждал приходить и вымаливать прощение, унижал, позволял только обнимать себя и слегка ласкать, обещая секс по окончании школы. В общем, издевался над ним и наслаждался этим на полную катушку.
Но мне было мало. За годы террора я хотел настоящей мести. Поэтому-то и устроил у дверей ресторана то показательное выступление для отца. Знал, что папа придёт в ярость. Знал, что захочет растоптать конкурента, посягнувшего на его собственность. Знал, что не остановится ни перед чем.
И вот результат: Миура банкрот!
Положив бумаги на место, со счастливой улыбкой откидываюсь в кресле и слышу шаги. Их я узнаю из тысячи — шаги моего отца, моего любовника.
Он заходит в кабинет, приветливо улыбается мне.
— Ты что-то рано сегодня, Юкито, — говорит отец, подходя к столу.
— Преподаватель заболел, и последних пар не было, — отвечаю, уступая ему место. — Вот, решил забежать к тебе, думал сходить вечером куда-нибудь вдвоём.
Неспешно иду по кабинету и, проходя мимо двери, защёлкиваю замок.
— Да и здесь осваиваться нужно. Ты же предлагал начать подрабатывать. Предложение ещё в силе? — спрашиваю, останавливаясь у кресла.
— Разумеется, в силе! — расплывается в счастливой улыбке отец.
— Тогда давай начнём с чего-нибудь интересного, — шепчу я и приобнимаю его за плечи.
— Ю... Юкито, мы же на работе, — неуверенно тянет папа.
Но я чувствую, как его тело напрягается, вспыхивает энергией. Он хочет.
— Ты же давно хотел сделать это со мной здесь на столе...
Соблазнительно дышу ему прямо в ухо, скольжу руками по груди, разворачиваю к себе лицом и опускаюсь на колени.
— Юкито...
Голос отца дрожит в предвкушении, потому что я уже расстёгиваю его ширинку, зубами стягиваю бельё, касаюсь языком члена и слышу тихий стон.
Он счастлив. Мой самый лучший и заботливый отец. Мой самый нежный и страстный любовник. Мой. Только мой...
* В Японии учатся полных 12 лет и заканчивают в 19 лет, а на права можно сдавать с 18-ти.
30. 06. 2016