Автор: Арнольд
Бета: Heilig_Lust, Эльмайра
Рейтинг: R
Размер: макси, закончен, в процессе правки
Жанры: пост-апокалипсис, на фоне всего этого условный романс, с натяжкой экшн. Наверное.
Предупреждение: обесцененная лексика, кое-где на грани мата.
Саммари: Что это тогда было? Да хрен его знает. Может, военные с учеными доигрались, может, это пресловутое НЛО под прикрытием дало прицельный залп по старушке-Земле или это просто гребанный библейский Апокалипсис. Знаю только, что сейчас венец и царь природы совсем не человек. Другая это теперь экосистема, как говорится. Совсем другая экосистема, где человек – всего лишь ненужный паразит, от которого стоит избавиться. Чем они успешно и занимаются.
От автора:
1. Пасхалка на пасхалке и пасхалкой погоняет. Только в первой главе их пять или шесть штук. Кто найдет - умница)
2. Хоть и жила долгое время в городе, который периодически мыли серьезные дяди в спецодежде, а кое- где фон, по слухам, был ничем не хуже Припятского, о радиации знаю весьма поверхностно, на уровне просмотра документалок о Чернобыле и фильмов-катастроф.
3. Исходя из предыдущего пункта, обоснуй кое-где издох. Но логика есть,
читать дальше0.
И все же ученые знатно лажанулись, утверждая, что, случись вдруг что, выживут только крысы и тараканы. Пусть крысы — тараканов Том вообще смутно себе представлял — и продолжали спокойно жить и размножаться по сей день, но ученые все равно лажанулись. Потому что забыли про самую главную тварь, которая не просто уцелела после устроенной ею же ядерной войны, но намерена выживать и дальше.
Ученые совсем забыли про человека.
Том смутно помнил, что именно произошло в том две тысячи-уже-неважно-каком году, ему тогда было всего лет пять-шесть. Том помнил только какие-то вспышки вдалеке, помнил, как дрожали руки матери, обнимающей его, помнил, что они долго ехали куда-то прочь, как можно дальше от фактически уничтоженного города на своей старой машине, готовой заглохнуть в любой момент. Уже позже, повзрослев, Том поражался, насколько сказочно им повезло в тот день на самом деле. Уехать из заранее обреченного — все же военный завод не зря являлся одной из первоочередных целей для ракет уже нифига не вероятного противника — города, а предусмотрительность мамы, всегда носившей с собой документы в ярко-красной лакированной сумочке, значительно облегчила им жизнь после, пока не воцарилась анархия и не начался передел власти.
Черт возьми, да даже вовремя заглохшая машина, из-за которой они так и не добрались в тот вечер до соседнего населенного пункта, где жила мамина старая знакомая, только сыграла им на руку! Потому что тот город, названия которого уже никто и не помнит, тоже разбомбили. Пусть не ядерными боеголовками, но выживших там было не намного больше.
Чертово везение.
Если о везении вообще уместно говорить в такой ситуации. Обо всем этом вообще говорить не хотелось, тем более что Том знал обо всем этом лишь по маминым рассказам.
А вот дядька Герман, да. Он много чего помнил — на момент начала войны ему было чуть больше двадцати, — даже многое из этого точно знал, а не придумал, и очень любил об этом поговорить. Точнее, порассуждать: а что же именно тогда произошло?
— Зуб даю, не простые это ядерные боеголовки были, — частенько приговаривал он, в очередной раз лечась от радиоактивного излучения водкой. — Не могло простое излучение таких делов натворить. Какие там поражающие факторы? Свет, ударная волна, та же радиация, один хер. Вот где, в каком учебнике было написано про мутации? Не, двухголовые телята еще куда не шло, они и в Чернобыле в конце восьмидесятых прошлого века были, но вот это? — в такие моменты он обычно указывал пальцем в угол, где стоял словно смятый череп трехрогой собаки, из пасти которой торчали острые даже на вид клыки. — Вот это что, я вас спрашиваю? А что творится в городах? Помните рассказы тех отважных придурков, которые загорелись идеей сунуться в центр, решив, что на окраинах все закончилось? И ведь сунулись, остолопы. А потом выползли, непонятно как живые, и страшилки рассказывали про стонущие тени на стенах. Или про то, во что превратился зоопарк. Красивое место было, зато сейчас филиал Инферно. И что встретили крысиного короля размером с две легковые машины. Нет, представляешь? Две легковые машины! Такая куча сросшихся хвостами крыс. И ведь, самое веселое, не соврали те придурки: позже все эти чудеса видели и более серьезные люди, которым можно верить, и не раз, и не два видели. Наверняка, чем дальше в город, тем их больше и больше. А еще там есть ОНИ. Управляют всеми эти монстрами, сами монстры и твари. Не могут они быть людьми: люди не живут среди радиоактивных развалин, не имеют власти над этими существами. А они могут и имеют. Как взглянут на тебя, так все, душа в пятки, дрожь берет, да с места сдвинуться не можешь. Считай, пропал. А когда они начинают двигаться в твою сторону…
Герман точно знал, о чем говорит. К восторгу и зависти Тома, он почти десять лет после войны ходил в разрушенные города, искал продовольственные склады, которые фонят не так сильно, добывал еду и оружие. Почетная и важная, мать вашу, работа. И возвращаются из таких походов далеко не все. Но Герману везло, всегда везло. Почти так же, как Тому с матерью в тот вечер. Со смертью он расходился буквально в нескольких миллиметрах, иногда в буквальном смысле.
— Так вот, братец, — говаривал Герман Тому уже под хорошим градусом. — Не ядерные боеголовки все это натворили, не могли они такого эффекта дать. Что тогда это было? Да хрен его знает. Может, военные с учеными доигрались, может, это пресловутое НЛО под прикрытием дало прицельный залп по старушке-Земле, или это просто гр*банный библейский Апокалипсис. Знаю только, что сейчас венец и царь природы совсем не человек. Другая это теперь экосистема, как говорится. Совсем другая экосистема, где человек — всего лишь ненужный паразит, от которого стоит избавиться. Чем они успешно и занимаются.
После этого Герман либо напивался в хлам, либо доставал старый автомат и в очередной раз показывал Тому его устройство и как правильно чистить. Так что к восьми годам Том умел собирать и разбирать автомат не то что за считанные секунды, а с закрытыми глазами.
— Не провели в тот ад электричество: прости, братец, но жить-то все равно хочется. Особенно когда сидишь в бункере, а на поверхности бушует самый настоящий ядерный п*здец. Слыхал про тот особый восточный ветер? Так вот, в городах во время него лучше вообще носа не высовывать. Хотя, небо тогда особенно красиво…
Было ли это совпадением, или Герман просто любил потрепаться о том, каким прекрасным было раньше звездное небо, но погиб он именно ночью, не успев скрыться от того самого злого ветра. Говорят, его нашли лежащим на спине, взгляд был устремлен в небеса, а на губах застыла счастливая улыбка. Том не знал, никогда не видел тела Германа. Сталкеры обложили его сухими ветками и сожгли, чтобы не досталось зверью.
В их мире уже давно никого не хоронили, лишь «санитары» утаскивали тела подальше от поселений и сжигали. «Сжигать в пепел, а потом сжечь даже пепел», — мрачно шутил Герман, но так же, как и остальные, прятал глаза от цепкого взгляда санитаров. Никто толком не знал, откуда они появились, но все прекрасно знали, как их позвать, если кто-то начинал болеть. И человека больше никто никогда не видел, потому что эпидемия самого обычного гриппа могла выкосить их всех.
Поэтому санитаров и боялись. Боялись их самих, этих людей ни одна зараза не брала, боялись их страшных масок, закрывавших пол-лица, и странных, длинных и непонятных номеров на куртках, боялись, что санитары найдут-таки какую-нибудь болезнь у них самих.
До четырнадцати лет мама запирала Тома в комнате и запрещала выходить, пока санитары не уезжали прочь, в новый поселок за новыми больными.
Пока однажды не заболела сама.
Это не было гриппом, Том смутно помнил его симптомы из далекого детства, не было ни температуры, ни кашля. У нее вообще не было никаких симптомов, кроме хриплого дыхания, несильной тошноты и жутких, по ее словам, головных болей. Никто даже не думал бить тревогу, пока не прибыли эти проклятые санитары.
Том прекрасно запомнил одного из них. Ростом почти под два метра, но тонкий: толкнешь, и упадет, словно его насильно вытягивали вверх; с какими-то совсем бесцветными волосами и покрасневшими глазами. «Альбинос», — шептали за его спиной и суеверно отшатывались прочь. Именно этот чертов санитар схватил маму за рукав, когда она проходила мимо, сунул под нос какой-то приборчик и велел дунуть в длинную и противную даже на вид трубку. Мама выдохнула. Приборчик пронзительно запищал и загорелся красным.
Санитары переглянулись. Один из них стянул перчатку и медленно, словно боялся, что мама на него набросится, коснулся ее лба. Пощупал кожу, покачал головой, достал из кармана салфетку и вытер руку, будто коснулся чего-то грязного. Потом обернулся к ожидавшей их машине — самая настоящая машина, способная пройти по какой угодно дороге; это ли не чудо света, спустя столько лет после войны? — махнул в мамину сторону и прокричал какой-то набор цифр.
Что было дальше, Том помнил урывками. Помнил, как почти подрался с тем альбиносом, как крепко чьи-то руки держали его самого, не давая броситься за мамой. Как ее посадили в машину и куда-то увезли.
А еще помнил совсем молодого рыжего мужчину в старой военной форме и его цепкий, внимательный взгляд. А также предложение, от которого Том не смог отказаться.
Так он и стал сталкером на службе нового, еще только начинавшего зарождаться государства. Государства, которому совсем скоро предстояло противостоять новому врагу.
Потому что последняя ядерная война оказалась нифига не последней.
1.
Не сказать, что Тому эта идея не понравилась совершенно, но и особого энтузиазма она не вызвала. На его взгляд, она была несколько… дикой. И сложно выполнимой. Нет, правда, кто в подобное время бросит все свои дела и уедет за несколько километров в соседнее поселение, чтобы поучаствовать… в ярмарке.
Самой настоящей ярмарке, не только с товаром, который было сложно достать, вроде ярких тканей, выпущенных еще до Войны, самого настоящего сахара и конфет — Том пробовал, ничего такого, лишь зуб угрожающе хрустнул, — мелких безделушек, так любимых девушками в любое время, но и с развлечениями.
Поговаривали, что откуда-то издалека приехали самые настоящие фокусники, которые творят чудеса, а кое-каким трюкам с удовольствием учат восторженных ребятишек. А еще привезли маленьких лошадей, пони, специально для детей.
Звучало все это настолько многообещающе и интересно, что даже нелюдимый Том заинтересовался, тогда как Артур, узнав о грядущем, буквально ворвался в импровизированный штаб их маленькой команды и, глотая от волнения слова, объявил, что они едут на эту ярмарку, даже если в этот день назначат ходку.
Том тогда понимающе переглянулся с Итаном и лишь кивнул, плеснув другу его норму водки, положенной после вылазки. Артур выпил ее залпом, прикрыл рукой рот и вышел из комнаты, держа спину неестественно прямо.
Они никогда не говорили, чем занимались в последний день войны. Во всяком случае, специально, но по обмолвкам то там, то здесь, составить примерную картину не составляло труда. Итан рыбачил с отцом настолько далеко от крупных центров, что о произошедшем узнал лишь через несколько дней.
Артур был единственным из них, кто находился непосредственно в разрушенном городе в момент бомбежки и прятался с родителями в убежище. Как-то, напившись, рассказал, как дрожали стены, как сыпался на пол песок, какой стоял запах в маленьком пространстве, в котором были заперто восемь человек, как тряхнуло так, что никто не удержался на ногах, как побледнел отец…
И как они бежали. Уже буквально через пару часов, пока основная масса радиоактивной дряни не опустилась ниже или не пролилась дождем, взяв с собой все, что только могли унести.
Двадцать километров, дыша исключительно через вымоченную в чем-то тряпку, для ребенка показались самым настоящим адом.
Утешала только мысль, что его, Артура, на этот раз обязательно отведут в цирк и позволят покататься на пони. А еще мама и папа не пойдут на работу и проведут весь день с ним.
Разумеется, никакого цирка и уж тем более пони не было, а родители вскоре умерли, отхватив слишком большую дозу радиации, раз за разом спускаясь едва ли не в каждую низину, чтобы помочь другим.
Идиоты жалостливые, оставившие ребенка на произвол судьбы в то время, когда никому ни до кого не было дела.
И так и не сводили его в цирк.
Пусть хоть в двадцать три на ярмарке повеселится. Неважно, что идти туда почти четыре километра.
Том еще долго сидел в одиночестве за столом и бездумно смотрел на список вещей, которые необходимо добыть в зараженном городе. Длинный, стремящийся к бесконечности список вещей, которых все равно было не добыть, даже если забраться дальше окраин.
Все равно все будет заражено и непригодно для использования человеком. Том не был уверен, что даже мутанты в состоянии жить в центре городов. Что жизнь вообще еще существует, а не является одной сплошной галлюцинацией чьего-то больного разума.
Пожалуй, именно праздника как раз и не хватает. Чего-то светлого в этой бесконечной серости.
Серые и безликие дома-бараки, возведенные на пустом месте, темная и немаркая одежда и какое-то равнодушное выражение на лицах окружающих людей. Хоть какие-то эмоции еще можно было увидеть на лицах сталкеров и Шухова, начальника всего и вся, когда-то также делающего вылазки, но сейчас предпочитающего координировать.
Скоординировал бы он еще все так, чтобы освободить им день, когда состоится эта злополучная ярмарка, и будет все прекрасно.
Том, на секунду замешкавшись, потянулся за потрепанным блокнотом на пружине и сточенным почти до основания карандашом. Не стоит надеяться на счастливую случайность, если можно на эту самую случайность повлиять.
Тем более что сделать нужно такую малость, как просто попросить кое-что у человека, который и так расположен к Тому крайне благожелательно.
* * *
Вот уже четыре дня, как небо затянуто темными и тяжелыми, словно грозовыми тучами. Эти тучи медленно пришли откуда-то с запада, неотвратимо закрыв собой слабо греющее, несмотря на лето, солнце, и остановились.
Том мог поклясться, что эти проклятые тучи действительно остановились, накрыв их поселение, как большая крышка, и не хотели уходить по своей воле. Их не мог прогнать даже сильный ветер, что поднимался несколько раз и приносил откуда-то пыль, которая больно била по открытым участкам кожи и ужасно щипала, если попадала в глаза. Но счетчик Гейгера молчал, и все люди вздохнули спокойно.
У них еще есть время.
От радиации приходится бежать, особенно поначалу. Сейчас опасные зоны расширялись не так стремительно, как раньше. Том смутно помнил, как приходилось бросать все и куда-то ехать с военными, проходить бесконечные очистки и бояться, что его или маму однажды не пропустят через блокпосты.
Сейчас блокпостов с мрачными вояками уже не было и в помине, их место заняли местные дружины, которые готовы были отстаивать вверенные им участки не по приказу сверху, а потому что защищали своих близких.
Все это произошло как-то незаметно, хотя, скорее всего, тогда еще десятилетний Том просто не обращал на это внимания. Людей в форме становилось все меньше, остатки оружия и так давно перешли в руки гражданских. Лагеря для беженцев начали потихоньку расформировываться, люди искали для себя лучшего. Кто-то оставался. Кто-то уходил дальше в надежде найти не обезображенное войной село или даже маленький город, чтобы осесть там и забыть обо всех ужасах. Говорят, даже находили подобное. Где-то далеко-далеко на севере, вдали от всякой цивилизации, где было сложно выживать и в мирное время с поддержкой извне, но там не было руин. И не было той заразы, что медленно расползалась по земле.
Том был из тех, кто остался, даже когда дозиметры начали показывать вызывающие опасения числа. Фон не был смертельным, ни в коем случае, но и жить при нем — все равно что сидеть на пороховой бочке.
Ветер и дождь были самыми настоящими и безжалостными врагами. Потому что они не имели чувств. Ветер мог принести с собой пыль из зараженных городов, любую достаточно легкую вещь, даже обрывки одежды или бумагу, насквозь отравленную радиацией. Она подтачивала незаметно, исподволь, когда ее обнаруживали, как правило, становилось слишком поздно.
С неба мог пролиться радиоактивный дождь. Никто не мог толком сказать, откуда сейчас, спустя пятнадцать лет, в атмосфере могла вновь появиться такая гадость, но Том сам прятался от подобного дождя, с ужасом слушая, как щелкает счетчик, показывая все возрастающий фон. Том сам бежал по брошенному городу, по отравленным лужам, бросив в тайнике почти все, что нес с собой, надеясь, что твари не найдут его маленькое убежище, а радиация — не проникнет внутрь.
Не проникла, повезло. Спустя несколько дней они забрали рюкзак, целый, хоть лямки перегрызло какое-то мелкое животное, скорее всего, крыса.
Если крыс нынче можно назвать мелкими. В поселение как-то притащили одну такую: напугать тех, кто громче всех кричал, что раз сталкеры ходят в города без защиты, то и простым людям можно. Никто толком не верил в те «сказки», что рассказывали о тварях. Том бы и сам не поверил, не видь он их вживую.
Крыса была не просто огромной, она была гигантской. От носа до кончика длинного тощего хвоста почти метр, шерсть чернее ночи, острые зубы и когти, а глаза были красными даже после смерти. Страшные красные глаза, в которых словно горел огонь, грозящий спалить весь прежний мир.
Будь они размером поменьше и не так грозно… оснащены, фиг бы выжили в этом новом мире. Растерзали бы, съели несчастных крысят и даже ухом бы не повели. Вот и приспособились крысы, как и все прочие обитатели старого мира. Как и порождения нового, постъядерного — или какая там хрень еще на организмы повлияла — мира.
Другая, мать их, экосистема нынче.
И человек продолжает в ней барахтаться, как та лягушка.
Вот только маслице никак не взбивается, только тащит несчастную все глубже и глубже.
Ветер стих. Воздух был совершенно неподвижен, словно замер, как эти тучи над головой. Том сделал несколько глубоких и быстрых вдохов, не в силах выбросить из головы мысль, что воздух вот-вот загустеет и превратиться в воду прямо в легких.
Мерзкий мир, от которого не знаешь, чего ждать.
К дому, где жил Шухов с женой и дочкой, вела широкая дорожка, посыпанная желтым песком. Не хватает только сочной зеленой травы и качелей на ветке дерева на заднем дворе, чтобы это напоминало типичный домик довоенного времени. Даже сама постройка, вроде бы такая же, как и другие, разве что самую малость побольше и с выкрашенными в белый цвет карнизами длинных узких окон, казалась теплее и домашнее, чем все остальные.
Том за эти годы никогда толком и не видел миссис Шухов, она как-то умело скрывалась в тени мужа, не вмешивалась в его дела и споры, лишь изредка показывалась на людях, предпочитая все время проводить в заботах о дочери и доме.
Наверное, это был всего лишь один из способов сбежать от окружающей действительности: сделать вид, что все хорошо и идет своим чередом. Метод страуса, которого Том не мог себе позволить.
У двери был электрический звонок. Муляж, конечно. Сколько Том жил здесь, он ни дня не работал. Еще одна деталь из прошлой жизни, с помощью которой закрывают глаза на нынешнюю.
Том громко постучал и сделал шаг назад. Вросшая под кожу привычка, опасение, что за дверью может сидеть тварь, которая только и ждет момента, когда можно будет наброситься на жертву.
Никакой твари, разумеется, не было. Дверь отворилась с тихим скрипом, и на крыльцо высунула острый нос дочка Шухова. У нее была застенчивая улыбка и темные волосы, а также привычка открывать всем людям, не спрашивая, кто они. Сколько родители ни бились, от этой привычки ее не смогли отучить.
Вот и сейчас девочка лишь улыбнулась Тому и спрятала руки за спину, ожидая, что тот сам скажет, зачем явился. Том на секунду замешкался под этим взглядом совсем не детских глаз, но, прокашлявшись, протянул ей записку.
— Передай отцу, хорошо?
Девочка серьезно кивнула, спрятала бумагу в кармашек серого платья и медленно закрыла дверь. Щелкнул замок, и Том наконец отмер.
Она, дочка Шухова, его откровенно пугала. Пугала так, как не пугало ничто, даже брошенные города и их нынешние обитатели.
Небо над головой было все такое же серое и тяжелое, словно грозило вот-вот свалиться на головы людям и придавить весь мир своим колоссальным весом. Где-то вдалеке, почти на грани слышимости, что-то прогрохотало. Может, всего лишь одна из немногих сохранившихся тяжелых машин или даже танков проехала по давно разбитым дорогам, а может, это собиралась гроза.
В любом случае, все это было так далеко, что Тома никак в данный момент не касалось.
Поэтому он лишь привычным жестом приподнял воротник старой кожаной куртки и неспешно побрел в сторону дома.
* * *
Было у Артура одно нехорошее качество: он был слишком нетерпелив. Все время рвался куда-то, словно боялся не успеть, а любую вынужденную задержку воспринимал как личное оскорбление. Сидеть с ним в засаде или пережидать опасность в каком-нибудь подвале было самым настоящим испытанием. Артур шипел себе под нос, перебирал оружие, разве что на улицу не высовывался, инстинкт самосохранения еще не атрофировался до конца. Но терпения ему это не прибавляло, а окружающим — нервов.
Вот и сейчас, вместо того чтобы спокойно сидеть, курить с мужиками у блокпоста — чистая формальность этот ваш блокпост: несколько сваленных мешков с песком поперек дороги, только время тратить, если нужно на машине проехать — и ждать задерживающегося Итана, Артур ходил вдоль стены, окружающей поселение, и бормотал что-то недоброе.
Том лишь сидел на поваленном бревне, прикрыв глаза, краем уха слушал анекдоты, что от скуки травили дежурные, да поглядывал на пустую дорогу, уходившую на север. Дорога была узкая, двум машинам на ней в жизни не разъехаться, грязная и разбитая, идти по ней — никакого удовольствия. То ли дело трассы. Даже выбоины на асфальте скорее добавляли остроту, чем реально раздражали. Правда, уровень радиации на трассах всегда был выше нормы, так что охотников погулять по ним было не найти.
А жаль, Том бы с удовольствием прошелся бы и по трассам, где сквозь асфальт пробивается трава и даже кустарники, и по мертвым, давно оставленным человеком городам. Тому как-то довелось увидеть снимки этих городов. Кем был тот сумасшедший, что вышел на их отравленные радиацией улицы, не побоявшись ни облучения, ни мутантов, как именно пронес фотоаппарат и как проявил снимки, да и жив ли он сейчас, никто не знал. Также никто не знал, сколько именно снимков было сделано. Кто-то говорит, что двенадцать, кто-то настаивает на тридцати шести, да и не так уж это и важно, все равно эти снимки сейчас стоят таких денег, что при одной мысли волосы шевелятся.
Том видел три фотографии. Не слишком четкие, полутемные от неправильной проявки, но живые… Это глупо, но Том мог поклясться, что каждая улица, каждый дом на этих снимках жили и дышали. И каждый этот вздох — вздох боли и горечи. Никто сюда уже не вернется, никто не восстановит эти лежащие в руинах здания. Никто не закрасит эти страшные человеческие тени на когда-то светлых стенах.
Герман когда-то рассказывал про бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, про тени на стенах, что остались после людей. Они просто исчезли, растворились от той температуры, оставив после себя лишь тень, темный отпечаток.
Звучит словно страшная сказка, и Том совершенно не хотел проверять, есть ли у этой сказки реальная основа, есть ли в его родном городе такие же тени.
На одной из фотографий вдалеке можно было рассмотреть храм. Самый настоящий храм с золотыми куполами, на которых играло солнце, и устремленным в небо крестом. Было плохо видно, но почему-то в груди зрела уверенность, что этот храм, в отличие от всего остального, цел и невредим, даже зверье обходят его стороной.
Вот такая грустная и двусмысленная картинка: вроде бы и храм Божий, устоявший под натиском человеческого Апокалипсиса, а с другой — просто пустое и очень крепкое здание, в котором этого самого Бога никогда и не было. Иначе бы сразу возник вопрос: а какого фига он вообще допустил всю эту войну и кинул своих адептов, раз такой милостивый и всепрощающий?
Том не верил ни в какие высшие силы, он их презирал. Помнил, как некоторые фанатики ходили по лагерям и кричали, что все это небесная кара и нужно вымаливать прощение за несуществующие грехи.
Солдаты их расстреливали на месте как «сеющих панику», за что Том даже в свои пять лет был им благодарен.
Кончилось время для молитв, сейчас все решает сила и количество патронов.
А третья фотография была какой-то совсем обыденной. И от этого самой страшной. Опустевший детский парк, где почему-то даже яркая краска на каруселях не облезла. Словно сейчас выходной и его, этот парк, просто закрыли, чтобы на следующий день открыть вновь. Качели и карусели, а также возвышающееся над ними колесо обозрения, в кабинках которого птицы свили гнезда. Огромные птицы и огромные гнезда. И темно-бурые пятна крови, принадлежавшей их жертвам.
Артур в очередной раз прошел мимо Тома, бормоча о том, что они точно никуда не успеют, что все закончится, когда они наконец дойдут, и прочие ужасы. Том хмыкнул и покосился на часы. Восемь утра, тогда как ярмарка официально откроется лишь в десять часов и продлится до самого вечера. Не будь недвусмысленного указания со стороны главы поселения, что такого количества чужаков он не потерпит ночью, ярмарка так быстро не сворачивалась бы.
Идти им никак не больше полутора часов, если чего не случится, конечно. Том, поймав себя на подобной мысли, суеверно сплюнул и постучал по дереву. Пусть в высшие силы он не верил, но приметы в этом мире работали как часы. Стоило только упомянуть про последнюю, а не крайнюю, ходку, так все, считай, что в следующий раз ты не вернешься домой просто так.
Но в любом случае, Артур зря так переживал, Итан вышел к блокпосту уже через несколько минут. На плече у него была старая сумка, с которой он, наверное, прошел и огонь, и воду, и чужие когти. В ней он носил аптечку для оказания первой помощи. Том удивленно приподнял брови, словно спрашивая «зачем», но Итан лишь неопределенно мотнул головой.
Снова у него плохое предчувствие.
Том почувствовал, как в живот проскользнуло что-то холодное, и проверил, легко ли выхватывается пистолет из кобуры.
Автоматы им брать запретили, все же были не простыми жителями из соседнего поселения, а самыми настоящими сталкерами, почти военными, да. Сейчас совсем не время для того, чтобы давать хоть малейший повод для вооруженного конфликта, у всех своих проблем хватает, но вот паранойя периодически зашкаливает.
Артур смерил Итана цепким внимательным взглядом, не нашел, к чему придраться, удовлетворенно кивнул, размашисто расписался в потрепанной тетрадке в когда-то красной обложке дежурных и решительно вышел на дорогу. Том поднялся на ноги и неспешно последовал за ним, Итан замыкал их маленькую процессию. В сумке его что-то негромко гремело.
Но все же, как странно, что такой порывистый человек как Артур мог быть таким хорошим командиром, за которым Том, не думая, полез бы даже в мертвые города. Даже если Артур надумал бы всего лишь нарвать там букет цветов или найти незараженный шоколад.
2.
Когда все с самого начала идет хорошо — жди беды. Пусть это и суеверие, но Тому было просто необходимо споткнуться у блокпоста, уронить оружие, или чтобы вещи в рюкзаке так больно впивались в спину, что пришлось бы остановиться и переложить их. На худой конец, просто поругаться с начальством в лице Артура.
Но, как назло, оружия у них с собой не было, дорога на удивление легко стелилась под ногами, а у Артура было такое благодушное настроение, что он даже насвистывал себе под нос какую-то песенку.
Том же мрачнел с каждым шагом. Как будто что-то давило ему на плечи, отчего ноги подкашивались и словно наливались свинцом. А еще до боли хотелось обернуться. Том слышал шаги и негромкое дыхание идущего за ним Итана, знал, что именно он отвечает за безопасность тех мест, которые они уже прошли, знал, что Итан еще никогда не подводил, но…
Но он ясно чувствовал на себе чужой взгляд. Взгляд тяжелый и непонятный: желает ли его обладатель зла или ему просто любопытно? Тому хотелось обернуться, вскинуть отсутствующий сейчас автомат и уже сквозь прицел повнимательнее осмотреться. Но за его спиной была лишь петляющая дорога, уходившая в поселение. А от этой дороги вело несколько узких и почти неразличимых невнимательному путнику тропинок.
Большая часть из них вела к разбитой трассе, точнее, незараженному ее участку, неподалеку от которого нередко собирались существа, внешне напоминавшие зайцев: сильные ноги, большие уши и шерсть грязно-серого цвета. Собственно, на этом сходство и заканчивалось. Размером они были меньше тех, о которых говорили старики, да и само их тело было устроено совсем иначе. Но у них было вкусное мясо, совсем не отравленное радиацией. Возможно, через несколько лет и всплывет какая-то гадость, разносчиками которой эти «зайцы» являлись, но пока от их мяса еще никто не умер.
По этим тропкам ходили охотники и помогавшие им мальчишки, в поселке было даже такое неофициальное соревнование: чей «заяц» будет больше весить. Взвешивали на старых, давно сбитых весах, непонятно, как и зачем сохранившихся, но исправно показывавших едва ли не рандомные числа.
А еще часть тропинок была запретной для простых людей. Да большинство даже по доброй воле не ступили бы на них. Потому что вели эти тропинки в города. После того, как сталкеры притащили в поселение дохлых крыс, что без страха бегают по заброшенным улицам, само слово «город» вновь начали произносить с ужасом и нескрываемой дрожью. Лично Тома такое положение дел устраивало: ему совершенно не хотелось видеть тела тех, кто безрассудно сунулся даже на окраины, движимый одним лишь любопытством, а не крайней нуждой.
«Неужели и тобой руководит нужда, а не любопытство?» — вкрадчиво спрашивал Тома его внутренний голос, а перед глазами вихрем проносились, будто запечатленные на пленку, пустые улицы, темные провалы на месте окон, ободранные стены квартир, в которых Тому доводилось прятаться.
И, словно венец всего, темная человеческая фигура на крыше двухэтажного дома. Том так и не смог тогда ее рассмотреть: бьющее прямо в глаза солнце буквально ослепляло, но это точно было не причудливо мутировавшее животное. Это был человек, возможно, подросток: уж слишком хлипкая фигурка. И, пожалуй, это была девушка — поднявшийся ветер растрепал ее длинные волосы.
Точнее, на крыше стояло то, что когда-то было человеком. Радиационный фон вокруг здания зашкаливал, счетчики будто с ума посходили, а оно просто стояло на крыше и смотрело на сталкеров. Не было защитного костюма — ничего. А потом оно громко рассмеялось, помахало Тому рукой, словно в насмешку, бросило что-то вниз и ушло.
Том тогда глазам не поверил, когда увидел, что оно бросило ему под ноги. Миску с мелко нарезанным мясом.
Оно кормило местных птиц. Птиц, которые легко рвали своими когтями защитные костюмы, а ударом клюва могли пробить стекло на противогазе.
А оно их подкармливало, словно каких-то голубей, из которых они, возможно, и мутировали. Орнитолог хренов.
Неподалеку громко вскрикнула птица. Том невольно вздрогнул, замер, пригнувшись, но уже секунду спустя выпрямился и вздохнул полной грудью.
Всего лишь птица. Не та, не «голубь», а вполне себе безобидная. Никто толком ее не видел, только слышал, да изредка замечал неясную тень среди веток деревьев. Ее крик хоть и был ужасен, а с непривычки даже пугал — настолько походил на человеческий, — но в то же время неуловимо отличался: крик этой птицы обнадеживал.
Трусливая пташка: боится всего, кроме людей. Если где-то есть эта птица, значит, там безопасно. Значит, тот взгляд Тому только показался.
Внутри словно разжалась тугая пружина, а дышать как-то разом стало легче. Даже и без того благодушно настроенный Артур сейчас казался Тому еще более довольным собой, чем прежде.
Вот оно, что-то плохое в начале пути — паранойя Тома. Значит, дальше все пройдет хорошо. Том не удержался и все же обернулся, желая убедиться, что все ему только показалось.
Позади были лишь разбитая дорога да темнеющее небо. Том нахмурился: он и не замечал, что черные облака закрывали лишь их поселение и участок длиной буквально полкилометра, а потом словно обрывались.
Бывают же столь интересные природные явления.
* * *
Было слишком… шумно. И ярко. И даже в чем-то раздражающе. А еще Итан и Артур успели куда-то исчезнуть, словно их и не было.
Том прикрыл глаза, потер переносицу в бесплодной попытке унять внезапную головную боль и еще раз взглянул на огромную — в разы больше, чем в их собственном поселении, — площадь.
Никогда еще ему не доводилось видеть столько ярких красок одновременно. Люди словно поджидали подходящего момента, чтобы открыть сундуки, где хранились довоенные вещи, и вытащить их на белый свет.
А еще здесь были звуки. Множество различных звуков: веселые, действительно веселые, счастливые голоса, громкое кудахтанье кур, хрюканье свиней — где-то недалеко был загон. Неужели они думают, что это реально купят?
Но, да, это продавали и это покупали. На глазах Тома сухонький старичок, державший в кулаке поселение Н-173, что в пяти часах езды отсюда, ударил по рукам с торговцем явно цыганской наружности и махнул кому-то рукой. Они только что купили корову и бычка.
Площадь, этот большой пустырь квадратной формы, разделили на две неравные части. В одной из них стояли два ярких шатра, в которых, судя по всему, устраивали представления; в другой громоздились длинные, явно наспех сбитые и потому покосившиеся узкие столы. На них были брошены старые ткани, призванные заменить скатерти. Ткани были разной степени потрепанности и чистоты, с множеством заплат и клякс, но вместе они отчего-то смотрелись не просто уместно, а даже празднично. А что лежало на самих столах…
Из-за суетящихся вокруг людей Тому было плохо видно, какой именно товар привезли с собой челноки. Разглядел он лишь множество женских побрякушек — от заколок до тяжелых ожерелий, — сваленных на одном из столов перед дородным мужиком с огромными усами, сахар и сладости — у другого и аккуратные стопки книг — у третьего. Народ там практически и не толпился.
Около книг Том невольно притормозил. Пожалуй, именно они были самым редким товаром: попадались даже реже каменно-твердых конфет и настоящих сигарет. Когда люди бежали из своих домов, в лучшем случае, они брали деньги, документы и еду, но никак не книги. Их привозили из разбомбленных городов потом. Потрепанные, порванные, чем-то залитые, с расплывшимися буквами, гнусно пахнущие плесенью… Других Том никогда не видел.
До этого дня.
На столе лежали совершенно новенькие книги, у некоторых даже обложка блестела. Том подошел ближе и взял в руки первую попавшуюся. Страницы не были белоснежными, вовсе нет. Они были потемневшими или серыми, но это от времени, а не от грязи или чего-нибудь еще.
— Интересуетесь?
Том поднял голову и впервые взглянул на продавца. Хотя продавец ли это?
Перед ним стоял тощий парнишка, по самую шею укутанный в какие-то темно-синие тряпки, раньше явно бывшие шарфом или шалью. Он чуть склонил голову, с интересом рассматривая Тома.
Тот с не меньшим интересом смотрел на челнока.
На вид парнишке было лет семнадцать, хотя слишком бледная кожа и тощая фигурка могли сыграть свою шутку, и челнок мог оказаться даже старше Артура. На бледном лице неожиданно ярко выделялись даже не губы — они тоже были какими-то бесцветными, — а глаза. Большие карие глаза, зачем-то густо подведенные углем. Или той почти мифической косметикой. Говорят, ее еще находят и загоняют просто за дьявольские цены.
Парень поднял руку и отвел с лица черную прядь волос. На тонком запястье громко звякнули браслеты. Парнишка слегка покраснел и спрятал руку. Браслеты снова звякнули.
Нет, семнадцать ему, никак не больше. Том невольно усмехнулся, отчего неестественно яркий румянец вновь вспыхнул на щеках парня, и положил книгу на место.
— Не думаю, что они мне по карману, — даже с сожалением признался Том. — Сомневаюсь, что они вообще кому-то по карману. Сколько, кстати?
Парень замялся. Переступил с ноги на ногу, как-то судорожно сглотнул и, опустив глаза, пробормотал что-то под нос.
— Еще раз, сколько? — не расслышал Том.
Но парнишка лишь бросил на него исподлобья почему-то злобный взгляд и шагнул назад, прячась за спину подошедшего мужчины. Хотя какого там мужчины. Кудрявый светловолосый парень выглядел буквально на пару-тройку лет старше челнока и, так же как и он, был закутан в темные одежды настолько, что видно было только лицо. На руках его были тонкие, на вид кожаные, перчатки. Тоже тот еще предмет роскоши, стоящий неимоверно больших денег.
Они едва слышно перекинулись буквально парой слов, после которых темноволосый вновь покраснел и опустил голову, а кудрявый, напротив, повернулся к ничего не понимающему Тому.
— Прошу прощения, — голос у парня оказался неожиданно приятным, но не звонким, как почему-то ожидал Том. — Что вы хотели?
— Да, похоже, уже ничего, — Том щелкнул ногтем по обложке книги. — Сколько?
— Четыре, — не моргнув, заломил цену светловолосый.
Том невольно присвистнул. Четыре. И ведь не поспоришь, за книгу в таком состоянии можно было запросить и больше. Другое дело, что никто на них не позарится. И все же… Том достал из кармана рожок автомата, вытащил четыре патрона и медленно положил их на прилавок. Стук от соприкосновения металла и дерева почему-то показался ему оглушительно громким.
— Какую хотите? — через несколько секунд молчания спросил светловолосый.
— Пускай он выберет, — Том, подчиняясь какому-то внутреннему чутью, кивнул на все еще стоявшего за спиной товарища парнишку. — Он знает наш язык, так что может не притворяться.
Парнишка оскорблено вздернул подбородок, отчего длинный шарф чуть не сполз с шеи, и, вытащив из стопки книг первую попавшуюся, положил ее перед Томом. Светловолосый, глянув на обложку, лишь хмыкнул и почему-то погрозил пальцем, на что парнишка фыркнул и хотел было отойти, но Том успел поймать его за руку.
Светловолосый качнулся вперед, словно хотел что-то сделать, но замер, глядя на их сцепленные руки.
Ладонь парнишки была теплая и такая мягкая, словно он никогда не знал тяжелой работы. Хотя, наверное, так оно и было: слишком аккуратный и ухоженный он был, несмотря на этот ужасный шарф. Парнишка в очередной раз сглотнул и наконец поднял взгляд. В карих глазах Том увидел искорки любопытства и почему-то удивление на грани шока.
— Как тебя зовут?
Том сам не знал, что дернуло его за язык, но вопрос был задан. Парнишка оглянулся на светловолосого и только после его неуверенного кивка ответил.
— Лекс.
Имя сорвалось с его языка неестественно легко, словно заученное.
— А я Том.
— Я знаю, — Лекс неожиданно вырвал свою ладонь из руки Тома. Браслеты громко звякнули. — Уходи, Том, просто уходи. Уходи туда, — он неожиданно прервался и деланно — пафосно закончил, — туда, куда зовет тебя сердце.
И, развернувшись на каблуках, буквально растворился в толпе. А Тому показалось, что все окружающие звуки вновь включили, словно до этого кто-то нажал на паузу или приглушил громкость. Он вновь слышал голоса людей, какие-то хлопки и крики со стороны развлекательной, не торговой, части площади.
Светловолосый придвинул Тому книгу.
— Не забудьте, — мягко произнес он даже с каким-то сочувствием. — И не сердитесь на моего… друга. Он немного чудной. Сами понимаете, для неустойчивой психики сейчас не самые благоприятные условия.
Том лишь кивнул, взял книгу и пошел искать Итана и Артура. Ну, конечно же, тот парень, Лекс, просто немного двинутый, это не редкость, а тем более сейчас.
Только через несколько минут Том взглянул на подсунутую ему книгу. Взглянул и громко рассмеялся. На серо-голубой обложке была изображена дорога, окруженная лысыми деревьями. Кажется, этот сосны, Том плохо их различал.
И ведь действительно, какая разница, как это произошло? Главное, что это вообще случилось. А винить тут ученых, НЛО или бога уже попросту бесполезно. С этим нужно только жить. Или умереть, тут уже что сам выберешь.
Он совершенно не удивился, когда нашел Итана и Артура около развлекательных палаток. И если Итан уже явно заскучал, пока наблюдал за простеньким представлением фокусников, то Артуру не хватало только сладостей в руках — кажется, это называлось сахарной ватой, — чтобы сойти за ребенка-переростка. Том закатил глаза и сел рядом с Итаном. Тот бросил на него уставший взгляд и зевнул украдкой. Похоже, восторга командира он не разделял от слова «совсем».
Том сочувственно кивнул Итану и перевел взгляд на импровизированную сцену.
Честно говоря, они находились даже не в шатре: просто небольшой деревянный помост, перед которым стояло несколько рядов лавок, а сверху была натянута все та же цветастая ткань, сшитая из множества лоскутов. В центре «сцены» стояла рыжеволосая девушка, сейчас вытаскивающая из рукава якобы бесконечные платки, связанные между собой. Том улыбнулся: наверное, это один из самых известных и примитивных фокусов, но народ возбужденно шептался и аплодировал юной фокуснице.
Раскрасневшаяся девушка с довольной улыбкой низко поклонилась и вдруг взмахнула рукой, призывая к тишине.
— Хотите увидеть настоящие чудеса? — пусть голос ее чуть дрожал, но говорила она громко и уверено. — Настоящие, что сродни магии…
Последние слова она произнесла таким загадочным шепотом, что все засмеялись, в том числе и Том. Артур же едва не подпрыгивал от нетерпения.
— Тогда! — девушка вскинула руки вверх. — Тогда давайте попросим нашего мага и колдуна продемонстрировать свои таланты, раз уж он к нам зашел. Лекс, пожалуйста!
И она указала в дальний угол, где, прислонившись плечом к столбу, и правда стоял тот самый Лекс, что наговорил Тому полнейшую ерунду. Девушка захлопала первой и громко крикнула «Просим!», давая пример остальным, но Лекс лишь покачал головой и произнес что-то одними губами.
Некоторое время фокусница и Лекс смотрели друг на друга, а потом девушка с сожалением тряхнула рукой — и снова те же самые браслеты, что и у Лекса, — натянуто улыбнулась и громко хлопнула в ладоши.
Раздался тихий звон, словно от маленьких колокольчиков, что-то вспыхнуло, и у девушки в руках появился большой черный цилиндр, обвязанный ярко-красной лентой. Фокусница легким движением сорвала ленту и подкинула ее вверх. Лента вспыхнула и исчезла с легким хлопком, оставив после себя едва ощутимый запах гари.
Артур и все остальные восторженно зааплодировали. А девушка с широкой улыбкой потрясла цилиндр, демонстрируя, что он пуст.
Все затаили дыхание, прекрасно понимая, что именно сейчас произойдет. И девушка, не обманув их ожиданий, запустила руку в цилиндр и…
Нет, вытащила она не зайца или кролика. Том даже в первую секунду не понял, что именно сидит на ее ладони, а когда разглядел, то только восторженно охнул.
На ладони потешно чихал маленький, длинной не больше десяти сантиметров, самый настоящий дракончик. С хвостом, крыльями, острыми зубками и коготками. Девушка чуть пошевелила уже исцарапанными пальцами и вдруг подкинула дракончика. Тот пронзительно заверещал, но расправил маленькие крылья и взлетел.
Том не знал, из какого животного мутировал этот дракончик, но это существо, должно быть, не менее прекрасно. Дракончик больше всего напоминал золотой всполох: так быстро он двигался и так ярко отливался свет на его чешуе. Дракончик кружил над самым потолком так долго, что у наблюдавшего за ним Тома затекла шея. Но отвести взгляда от проворного зверька — или правильнее сказать «ящерки»? — он не мог.
Неожиданно дракончик вновь запищал и стремглав ринулся в противоположный угол шатра. Фокусница как-то испуганно охнула и резко обернулась в ту же сторону, виновато спрятав руки на спину.
А Том не сдержал смешок, когда увидел, как дракончик садится Лексу на плечо и ласково трется о его щеку. Лекс негромко засмеялся и погладил выгнутую спинку. Дракончик что-то прострекотал, вновь взлетел, как-то в один миг оказался около фокусницы, нырнул в цилиндр и был таков.
Некоторое время стояло молчание, но потом кто-то начал хлопать, а уже спустя несколько мгновений к нему присоединились остальные, в том числе и Том. Он не был до конца уверен, что увиденное было именно фокусом, а не искусной дрессировкой мутанта, но, в любом случае, это было красиво и необычно.
А когда Том зачем-то обернулся к Лексу, его там уже не было. Он стоял рядом с фокусницей и о чем-то шептался с ней. Девушка эмоционально взмахивала руками и пыталась его в чем-то убедить, но Лекс хмурился и качал головой.
Но, видно, фокусница сказала что-то такое, с чем Лекс не мог поспорить. Поэтому взял из ее рук шелковую ленту и позволил завязать себе глаза. Фокусница взяла его за руку и заставила несколько раз обернуться вокруг себя. А потом вышла вперед и с неизменной улыбкой объявила:
— А сейчас мы немного поиграем. Вы показываете вещь, абсолютно любую вещь, а Лекс говорит, что у вас в руках.
Тому резко стало скучно. Старый добрый трюк с подставными лицами. И пусть он лично знал почти всех присутствующих здесь, актеры не гнушались заплатить местным за гарантию успешного представления.
Поэтому Том шепнул Итану, что уходит, и начал медленно пробираться к выходу. Небольшой шатер был заполнен почти до отказа, у актеров был аншлаг. Даже странно, при таком-то скудном репертуаре.
Хотя дракончик был прекрасен, с этим не поспоришь.
* * *
— Вы с Аннет совсем не умеете держать язык за зубами, не так ли?
Том запнулся от неожиданности и остановился.
Время на часах приближалось к восьми вечера, уже с полтора часа как начало темнеть, и Том бы в жизни не полез в чужие разборки, если бы голос не был таким знакомым.
Говорил тот светловолосый торговец книгами, и, судя по голосу, он был крайне зол. Тому на несколько мгновений даже показалось, что вибрирует сам воздух, но всему виной явно был тот хмель, что гулял в крови Тома.
Наверное, пить со знакомыми сталкерами из поселения I-33 было плохой идеей. Но что сделано, но сделано. Остается только стремительно трезветь, иначе даже от благодушного Артура может влететь так, что в жизни пить больше не захочется.
Поэтому Том и забрел сюда, так далеко от центрально площади. Каждому было известно, что по всему периметру любого поселения стояли бочки с водой. На случай пожара или еще какого ЧП. Да для тех же пьяных сталкеров, которым необходимо было срочно освежить голову и мозги и уж точно не подслушивать чужие разборки.
Том уже собирался пройти мимо, как торговцу ответили.
— Ты же знаешь, что я не могу это контролировать, — зло отозвался Лекс. Судя по звуку, он что-то пнул. — Юджин, я не могу ничего с этим поделать. И молчать я тоже не могу. Это ты свое можешь спрятать, мне же вот так не повезло.
Том прислонился спиной к стене дома, достал из кармана самокрутку и коробок спичек. Он ничего, он просто покурить остановился.
Но Юджин молчал. Молчал он долго, и Том уже решил, что продолжения не будет, и собирался уходить, но не успел. Юджин со вздохом заговорил:
— Что ты видел?
— Темноту, — отрывисто ответил Лекс. — Много темных облаков. Совсем как там, ты помнишь? Тяжелые, свинцовые, готовые вот-вот прорваться. Видел их, — голос его дрогнул. — Их было немного, но людям с ними не справиться, даже нам пришлось бы поволноваться. Видел тени. И видел девочку среди них. Она наша, Юджин. Не знаю как, но родилась она у человека. Она наша, Юджин.
Юджин вновь надолго замолчал.
— А причем тут тот мужик, что приходил за книгами?
Лекс коротко и зло рассмеялся. Том передернул плечами, чувствуя, как по спине пробежали противные и холодные мурашки. Отвратительное чувство, но этого мальчишку он сейчас опасался всем своим сталкерским чутьем.
— Он стоял рядом. И он убьет меня, совсем скоро, — зло произнес Лекс и вновь чем-то ударил по стене. — Точнее, он ничего не сделает, чтобы меня спасти. Поэтому, прости, но я предпочту держаться от него подальше. И пошли отсюда, мне не по себе, словно…
Он проглотил окончание предложения. Том чудом успел шагнуть в тень, когда мимо него буквально промчался Лекс, таща за рукав чуть отстающего Юджина. И он, в отличие от Лекса, прекрасно знал, что их подслушивают.
Это Том видел в его насмешливых глазах, цвета расправленного золота. Шарфа на Юджине не было, что позволило увидеть длинную шею, покрытую золотистыми чешуйками.
Том сглотнул, провожая взглядом странную парочку.
А ведь он, дурак, еще не верил, что мутанты сейчас обнаглели настолько, что рискуют вылезать из городов и заходить в человеческие поселения.
Они обнаглели настолько, что начали безбоязненно торговать с людьми.
Спрятанная под курткой книга словно обожгла кожу даже через ткань рубахи. Если она хоть сколько-нибудь радиоактивна, то о многих удовольствиях в жизни можно было уже забыть.